Наша моторка в это время уже приблизилась к первому ставнику. Ну, ничего, я еще упрошу дедушку. Ночью, когда спать ляжем, он мне все расскажет. В этом я нисколько не сомневаюсь…
На этот раз в «котлах» было еще больше рыбы. А в одном из них — кроме кильки, много ставриды.
— Значит, пошла рыба! — весело перекликались друг с другом рыбаки.
Когда мы возвратились на базу, дедушке сказали, что его уже ждет радостное сообщение.
— Шьо я вам говорил? — тараторил Жорка-одессит. — Телеграмма получена! Целый табун рыбы идет, а вы рассуждаете…
Мой дедушка как бы помолодел даже, получив такую телеграмму.
В эту ночь никто в нашей хате не сомкнул глаз. Как только мы с дедушкой вернулись домой, бабушка тут же накинулась:
— О, уже притащились! Посмотрите на них, порадуйтесь!
— А что такое, старая? Какая тебя муха укусила?
Бабушка всплеснула руками:
— Вы слышали такое? Еще меня и муха укусила! Сам изо дня в день тащит ребенка в море, морит голодом, истощает, а меня еще и муха укусила! Скоро мальчик ноги протянет, а ему хоть бы что…
— Да что вы, бабушка! Я же совсем не устал.
— Еще бы — силач этакой! Одни кости торчат.
— Что вы, бабушка! Это же у меня мускулы! Вот попробуйте.
Я воинственно сжал кулак, согнул правую руку. Мой мускул стал твердым как камень. Но бабушка не пожелала испробовать мою силу. Дедушка ошарашил ее своим приказом:
— Хватит ораторствовать, готовь сумку. В море идем. Рыба пошла…
Бабушка даже присела от удивления:
— Скумбрия?
— Ясно, что не кефаль.
Дедушка по-настоящему сердился на бабушку. Даже не смотрел ей в глаза.
— Значит, надолго уйдешь? — спросила она.
— Разве я знаю, какой улов будет?
Бабушка немного помолчала, а затем опять пристала к дедушке.
— Ну и привычка у человека! Как ветер влетел, и готовь ему сумку. Не мог дня за три предупредить. А теперь как я буду ту сумку готовить?
— Не ворчи, старая. Откуда ж я мог знать, что рыба пойдет?
— Смотри на него! — еще больше загорелись серые бабушкины глаза. — Ты не знал. А я загодя должна все знать и обо всем подумать?
Дедушка равнодушно махнул большой мозолистой рукой:
— А ты не думай, не заботь себе голову. Нечего в сумку положить — и так обойдемся. В море идем, не в пустыню.
Но бабушка не могла угомониться: ее, как видно, на кривой не объедешь.
— Ты мне, старый башмак, не напускай туману в глаза и не задирай нос. Ишь какой, уже и слова ему сказать нельзя, уже он и надулся, как индюк!
Затем бабушка обращается к маме:
— Ох, Оксанка, и намучилась же я с ним! Ох, и нагоревалась. Уже я и молчу, уже и воды набираю в рот, — все равно хоть круть-верть, хоть верть-круть, а он выведет тебя из терпения.
