Морская чайка | страница 33

Экран внезапно вспыхнул; добрая минута понадобилась киномеханику, чтобы навести на фокус. И вот по белому полотнищу побежали буквы. Мы хором — все, кто сидел на деревьях, — громко, перебивая друг друга, прочли название фильма. Теперь я готов был забыть обо всем на свете, но все же надо было помнить, что сидишь на дереве и следует крепче держаться за его ствол, чтоб не свалиться на землю. Ведь что ни говорите, а мое место было намного выше уровня моря.

Между тем Джордано Бруно смело шел по земле и упрямо боролся против попов. А они, те проклятые инквизиторы, прямо зубами скрежетали: так им хотелось поймать его. И в конце концов эти мерзавцы поймали героя. Привели они его в свое судилище и, начали допрашивать.

Неожиданно, как раз в тот момент, когда на экране началось самое интересное, кто-то заорал:

— Летит! Летит! Вон! Вон! Посмотрите!

Я вспомнил, что сегодня над Одессой должен пролететь спутник. (Об этом еще утром дедушка говорил.) Пришлось задрать голову.

Небо было синее-синее, как море, и столько в нем звезд сияло, что казалось — это огни стоящих у причала кораблей. Внезапно бросилась в глаза одна яркая-яркая звездочка. Она летела, как метеор, то разгораясь вдруг, то угасая. Я чуть было не сорвался с дерева — такой восторг охватил меня в эту минуту.

Так вот какой он, спутник! Сколько я слышал о нем, но еще ни разу не приходилось видеть. Даже не верилось, что это именно он летит. Но это не был сон — это летел именно спутник… Наш советский спутник! Летел он быстро-быстро и высоко-высоко. И сиял он в небе ярко-ярко…

Все зрители замерли, зачарованными глазами наблюдая, как по небу плывет эта необыкновенная звездочка. А она, прочертив пунктиром все необъятное небо, исчезла за высокими липами. Только после этого я опять посмотрел на экран.

Оказалось, что и инквизиторы, испуганно разинув рты и вытаращив глаза, смотрели в эту минуту на спутник.

Но вот киномеханик опомнился, оторвал свой изумленный взгляд от неба и опять пустил аппарат. Инквизиторы задвигались, защелкали по-волчьи зубами и в злобном исступлении так закричали, что их голоса, наверное, слышал весь черноморский берег.

Мне пришлось сидеть рядом с Пятницей. Я с одной стороны прижался к стволу полусухой черешни, а он с другой. Он был очень цепкий, этот Пятница. Низенький крепыш с тонкими черными руками, он, как морской краб, ухватился за дерево, будто прилип к нему. Да ему и нетрудно было прилипнуть к чему-нибудь. Чтоб походить на африканца, он, по совету Робинзона, густо вымазал себя той самой смолой, которой мажут днища баркасов. Коська рассказывал, что и влетело же Пятнице за это. Мать чуть было не прогнала его из дому. Целый день он и в морской воде отмывался, и песком обтирался, а после и мать в десяти водах его мыла — ничего не помогало. Будто и на самом деле сын уборщицы из дома отдыха Павлик превратился в смуглого Пятницу.