И случилось это в самый подходящий момент. В конце 1960-х все старались быть громче – что в итоге привело к появлению хеви-метала.
Джим Маршалл изобрел огромные усилители, благодаря которым гитары звучали громче, поэтому барабанщикам приходилось дубасить по барабанам сильнее, чтобы их было слышно. Девушки кричали громче; «Битлз» не слышали себя из-за криков на стадионе «Ши». Всюду росла громкость.
И пока гитары и барабаны становились громче, вокалисты не отставали. Мне нравились мощные голоса, и, услышав, как Роберт Плант и Ян Гиллан вопят во всю глотку, я понял, чем хочу заниматься в жизни.
Их голоса поражали, и я понял: вот оно. Именно эту музыку я и хочу исполнять.
Led Zeppelin снесли мне крышу. Никогда не забуду, как лежал в кровати в Бичдэйле между двумя колонками и услышал «Whole Lotta Love». Взаимодействие двух гитар по левому и правому каналу в исполнении Роберта Планта и Джимми Пейджа унесло меня в другую вселенную.
Zeppelin и Purple задели нотки моей души… и изменили мышление. Я ведь все еще хотел стать актером. Каждый вечер стоял сбоку сцены Большого театра, наблюдал, как актеры и комики тонут в бурных аплодисментах, и считал, что, наверное, это самое приятное чувство в мире. Но, услышав Планта и Гиллана, я вдруг понял, что хочу стать певцом.
Благодаря одному из моих школьных учителей музыки я пару лет валял дурака в местных группах. Он попросил меня спеть в его группе, Thark – жуткое название! – поэтому я ходил на репетиции и горланил в микрофон. Просто прикалывался и не считал, что это к чему-то приведет.
В Уолсолле была местная любительская музыкальная сцена, и через Thark я познакомился с ребятами из группы Abraxis. Я зависал на репетициях и тоже исполнял с ними каверы. Позже они стали группой Athens Wood, где были я и трое парней по имени Майк Кейн, Бэрри Ширу и Фил Батлер. Мы играли блюзовый прог-рок и относились к своей музыке чуть серьезнее.
Что интересно, играть на гитаре и любом другом инструменте я совершенно не желал. Таскать с собой барабанную установку было совершенно неинтересно. Хотелось быть просто певцом. Мой инструмент – я сам[24]. Я хотел лишь орать во всю глотку.
Музыка стала играть в моей жизни главную роль, но я по-прежнему каждый день не спеша ехал на мопеде в Большой театр. И возникающее ощущение сексуального замешательства, которое досаждало мне в школе, не проходило – оно лишь усиливалось.
В театрах всегда хватало друзей Дороти[25]
