Каждую неделю я обязательно смотрел хит-парад Top of the Pops («Вершина популярности»), и мне нравились группы вроде Freddie and the Dreamers, Клифф Ричард и The Shadows, а еще The Tremeloes. Я покупал синглы в местном магазинчике или в пафосном музыкальном магазине «У Тейлора», где на витрине стоял рояль.
Но настоящая любовь к музыке у меня, как и у многих, началась с «Битлз».
Мне нравились их первые синглы, но конкретно я на них подсел после пластинки Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band и «Белого альбома». Он вгонял меня в транс. Это был просто космос. Я неделями его слушал, анализировал тексты и завешивал стены комнаты коллажем из фоток, которые шли вместе с альбомом.
Моя каморка преобразилась до неузнаваемости. Я покрасил стены в темно-багровый, снял дверь с петель, повесив вместо нее яркую оранжевую занавеску. Эта была дерзкая юношеская попытка выглядеть круто, но мама не оценила:
– Роб! Что за… ты зачем дверь снял?!
– Моя комната! Что хочу, то и делаю! – пропыхтел я, типичный подросток.
Я слушал радио «Люксембург» – когда ловил эту волну, шла постоянная трескотня – и воскресную программу Джона Пила «Высшая передача» на новом Радио 1. Мне нравились старые блюзовые артисты, которых он крутил, и я о них никогда не слышал: Мадди Уотерс, Воюющий Волк[20] и Бесси Смит.
Если ты был манерным подростком, коим я себя считал, в конце 1960-х музыка была крайне важна. Я вбирал ее в себя. Джимми Хендрикс сорвал мне крышу, и я скупил все его альбомы. Мне нравились Rolling Stones, но больше всего тянуло к артистам с мощными голосами вроде Джо Кокера или замечательной Дженис Джоплин.
Боба Дилана сложно было назвать мощным певцом, но мне нравилось, как он использует слова. Только не привлекал политический контекст. Даже когда я с ним соглашался, все равно считал, что именно музыка дает возможность сбежать от всей этой грязи.
Точно так же я считал по поводу Лета Любви 1967-го. Мне нравилась идея мира и любви, особенно когда об этом говорил Джон Леннон, хотя я смотрел на зверства, творившиеся во Вьетнаме, и события в Родезии[21], и все это казалось бесконечно далеким от такого идеализма.
Жителям Черной страны присуща определенная унылость, даже угрюмость, которая не признает культуру хиппи и силу цветов[22]. Я покупал журналы NME (New Musical Express) и Melody Maker и читал все о мире и любви в Калифорнии, но мне казалось, что это было на Марсе.
Я жил в муниципальном доме в Уолсолле и ездил на работу на мопеде. Я хорошенько нажирался в «Гадком утенке». Вся эта хипстерская хрень казалась недосягаемой: мы жили в совершенно другом мире.
