Василий Шукшин как латентный абсурдист, которого однажды прорвало | страница 14



И наконец вот она, кульминация, ради которой пришлось просматривать эту шукшинскую писанину:

«— Будет про это, — сказал Степан. Помолчал: Посмотрел на реку, на безоблачное небо, промолвил, вроде как с сожалением: — Ясно-то как!.. Господи! Конец лету. — Глянул на есаулов, остался недоволен. — Ну, пошли глаза пялить! Вёдро, говорю, стоит! Стало быть, хорошо! И нечего глаза пялить… Есаулы молчали. Таким они своего атамана еще не видели: на глазах двоился — то ужас внушал, то жалость. Степан поднялся, пошел в нос струга. На ходу легко взял княжну, поднял и кинул в воду. Она даже не успела вскрикнуть. Степан прошел дальше, в самый нос, позвал: — Идите ко мне!»

Как два пальца обмочил (в Волге). Всё. Княжны нет. Проехали, то есть проплыли.

Я полагаю, что уже в одном только в шукшинском «Степане Разине» достаточно материала, чтобы заключить, что популярный русский писатель Василий Макарович Шукшин не только абсурдист, но ещё и моральный урод. Я даже подозреваю, что Шукшин втайне мечтал стать уголовником (причём низкопробным: насильником, грабителем и душителем), но боялся, что разбитый язвой желудок в тюрьме не выдержит. В литературных и экранных шукшинских произведениях эта мечта прорывалась наружу. Тянущиеся к Шукшину читатели-зрители — это родственные душонки: латентные или уже состоявшиеся «казаки». А если женщины, то мазохистки и дуры.

Кстати, по поводу Стеньки, воли и т. п. Иван Бунин в «Окаянных днях» приводит следующий отрывок из Костомарова:

«Народ пошёл за Стенькой обманываемый, разжигаемый, многого не понимая толком… Были посулы, привады, а уж возле них всегда капкан… Поднялись все азиатцы, всё язычество, зыряне, мордва, чуваши, черемисы, башкиры, которые бунтовались и резались, сами не зная за что… Шли „прелестные письма“ Стеньки — „иду на бояр, приказных и всякую власть, учиню равенство…“. Дозволен был полный грабёж… Стенька, его присные, его воинство были пьяны от вина и крови… возненавидели законы, общество, религию, всё, что стесняло личные побуждения… дышали местью и завистью… составились из беглых воров, лентяев… Всей этой сволочи и черни Стенька обещал во всём полную волю, а на деле забрал в кабалу, в рабство, малейшее ослушание наказывал смертью истязательной, всех величал братьями, а все падали ниц перед ним…» (4 мая 1919 г.)

Ещё у Бунина:

«Уголовная антропология выделяет преступников случайных: это случайно совершившие преступление, „люди, чуждые антисоциальных инстинктов“. Но совершенно другое, говорит она, преступники „инстинктивные“. Эти всегда как дети, как животные, и главнейший их признак, коренная черта — жажда разрушения, антисоциальность.»