О своей способности втираться к людям в доверие Тайлер говорил так: для меня – это дар, но для тех, с кем я знакомлюсь это всегда оборачивается проклятием.
Я лежал на кровати и смотрел в потолок, когда он бесцеремонно вошел и вырвал меня из задумчивости.
– Поднимайся, – сказал он скорее с просьбой.
– Не хочу.
– Да брось, Дилан, тебе нужно прогуляться. Я хочу тебе кое-что показать. Спорю на что угодно тебе это понравится.
– Сомневаюсь, – мрачно буркнул я.
– Я ведь от тебя все равно не отстану. Идем же! – Тайлер энергично призывал меня подняться, прибегая к помощи жестов. – Идем! Идемте, старина, вы должны это увидеть!
Он выглядит слишком счастливо – это не к добру, понял я, когда вставал с кровати.
– Тебе понравится! Это пойдет тебе на пользу.
Над городом висел утренний туман. Прямо как в Лондоне пятидесятых годов. Вытяни вперед руку и ее смачно проглотит серая влажная дрянь, а что за ней – неизвестно. Неприятное ощущение. Промозглый ветер отрывал сухие, жухлые листья.
– Какое ужасное время ты выбрал для прогулки, – пожаловался я, но Тайлер возбужденно шагал по вымощенному черным камнем тротуару, словно спешил на встречу.
– Куда мы идем? – безуспешно пробовал я выяснить. Мы шли около часа, затем вдруг остановились на какой-то улице. Я огляделся по сторонам. Через дорогу бакалейная лавка, магазинчик сувениров. Мы же топтались у входа в клинику «Святое милосердие».
– Это какая-то шутка? Что мы здесь делаем, Тайлер?
Его уже не было рядом со мной.
– Какого черта! – выругался я в негодовании.
– Дилан!? – взволновано воскликнул чей-то голос позади. Я обернулся… и обомлел.
–… Линда?…
Черный дым поднимался к чистому, сияющему небесным светом, голубому эфиру, не загрязненному людским присутствием, а потому – девственно красивому и по своему величественному. Ничто не предвещало беды и я с поразительным умиротворением ( вовсе не свойственным мне) любовался этим естественным сюжетом высочайшей природной поэзии, насыщенной яркими красками. Как будто мои чувства обострились во сто крат. Как будто сама светлая гордость Афродита благосклонно спустилась ко мне, чтобы показать то, что мы, люди, по причине своей крайней испорченности быть может никогда не увидим воочию. Скворцы переливчато пели, вознося славу Создателю, и им в такт несли нежные трели «лесные флейты». Белогрудый пересмешник безмятежно порхал, радостно и звонко вторяя певчему ансамблю, и выписывал в воздухе пируэты. Старые и мудрые грачи, цепко держа в когтях саквояжи, парили в синем пространстве. Они, как и другие воздушные обитатели среды, летели на восток, в земли обетованные – туда, где должна была начаться для них новая жизнь. Но я не отправился с ними…
