Оскверненные | страница 49



Теперь шепот возобновился, но я слышал его отовсюду. Бормотание, всхлипы и стоны.

– Дилан…

Они говорили со мной. Хотели что-то сказать, но от отчаянных попыток получался просто бессвязный шум и неразборчивый гул голосов. Даже в этом нестройном, несмолкающем хоре я уловил какую-то дьявольскую пародию на литанию*. Костяшки моих пальцев побелели – так крепко я вцепился в перила, что боялся их отпустить и окунуться в кровавую лужу. Но сильнее всего в меня проник страх от осознания, что какой-нибудь из этих экспонатов кунсткамеры шевельнется и захочет меня схватить. Кто-нибудь из них медленно повернет в мою сторону голову и обратит на меня свой мертвый взгляд, как будто обвиняя меня в том, что здесь оказался. В том, что каким-то непостижимым образом именно я служил тем человеком, кто вбивал гвозди в их запястья и приносил нестерпимую боль. Я вбивал гвозди в их ноги под ледяной хруст их костей. И все это сотворил с ними я… это невозможно! Не правда. Я содрогнулся, увидев, как один бедняга, у которого была раздроблена нижняя челюсть, а рот занимала каша из крови и зубов, едва заметно двигал тем местом, где раньше у него находились губы. Он походил на обезображенного зомби, при виде которого у любого возникло бы желание тут же распрощаться со своим обедом, а может быть и завтраком. Жалостливо хрипел, как и все, моля, но о чем? Что ему нужно? Что они хотели от меня? Как им помочь – они же трупы! Все – мертвецы!

Картина сменилась и возникло чистое округлое лицо, как будто отражение в зеркале. Оно было необыкновенно красивым. Розовые щечки, маленький носик и губы накрашенные темно-красной помадой. Зеленые глаза из глубины сверкали томным блеском. Аманда! Моя дорогая Аманда, еще прекраснее, чем раньше (если, конечно, подобное возможно), глядела на меня немигающе. Живая! Я знал, что то всего-навсего кошмар. После стольких лет, проведенных рядом с нею, где мне доводился шанс лишь любоваться этой красотой, а после наконец узнать, что эта красота была ко мне, глупому и неотесанному увальню, неравнодушна, приняла меня и даже полюбила… Она не могла умереть по-настоящему, ведь тогда бы это означало, что и я мертв тоже. Нет больше огня, который поддерживал бы во мне жизнь, как тот, что я погасил собственными руками…

Аманда жива. Как бы в подтверждение моих слов, она ласково улыбнулась мне. Как же она хороша. Безупречные светлые волосы обрамляли милое изящное личико, украшенное легкой пудрой. Ей был присущ мятежный характер и пылкий нрав. Она всегда любила что-то необычное. Словно противоположностью мне, Аманда олицетворяла собой веселый задор. Ее магическая энергия, которая у меня отсутствовала, позволяла ощутить себя открытым и счастливым. При ней каждый мог почувствовать это тепло и понимание.