– Сука! Он откусил собственный орган! – закричал я, не сдержав эмоциональный порыв. – Своими зубами! Ты это видел!? Эта красная херь до сих пор лежит там?
– Конечно, лежит! Куда она денется? Ты что, совсем придурок? Давай уже…
– Подожди, подожди. Мне нужно расслабиться, иначе меня сейчас стошнит, – сказал я. И медленно, размеренно задышал, словно занимался медитацией. – Сейчас, сейчас, сейчас…
– Ты там ублажаешь себя, что ли? – сердито заговорил Тайлер, явно в нетерпении продолжения «банкета». Он обратился к тому бедолаге: – Мы подождем. Мы ведь подождем? Куда торопиться, правда? Дилан, твою мать! Давай уже заканчивать с этим!
Я перевел дух, глубоко вздохнул и повернулся. Лезвие противно заскрежетало по полу. Лицо парня побелело. Он перевел на меня взгляд, выражавший смертное отчаяние, и лихорадочно замотал головой. Теперь ему оставалось только мычать. Говорить он был не в состоянии, равно, как и бегать, из-за поломанных мной ног.
– Прости, мужик, – сказал я, искренне сочувствуя его горю. А после замахнулся топором и с мощнейшим ударом обрушил ему на плечо, перерубая ключицу. С чавкающим хрустом отделилась левая рука от тела. Секундный вопль, исполненный невыразимых страданий, оглушил комнату. Еще один замах – и вот уже вторая рука лежит подле первой, а чуть поодаль от них – язык.
Из обрубков плеч фонтанировала кровь, заливая боковые стены и паркет когда-то бывшей спальни. Я отпрянул, чтобы не заляпаться.
Он отключился. Его голова упала на грудь. С нижней губы повисла в воздухе густая кровавая слюна. Я поднял топор над головой, собираясь нанести последний штрих. В свете лампочки зловеще блеснуло лезвие, с которого широкой полосой медленно текла темно-красная жидкость… Сталь взлетала и опускалась, кромсая тело и разрубая остатки конечностей. В воздухе витали разные тошнотворные ароматы, как будто у смерти на балу. Запах кислятины, пота, сладковатой вони и приближающегося гниения вскружили мне голову. Повсюду была кровь. И куски Эрика, как пазлы, разлетались по углам. Игра называется «Собери Эрика». Картина не из приятных и уж точно не вызывала никаких восторженных чувств. Представление окончилось. Топор вывалился из моих огрубевших пальцев, и я, охваченный этой свирепой энергией, вышел из комнаты. Сердце трепетало. Я горел убийством. Нужно было еще. Усеять дом тысячами тел. Покрыть их кожей обои, а кровью оживить источник. Но потом, когда я спустился вниз и понял, что дальше не в состоянии сделать и шага, в измождении сел на полу в коридоре, прислонившись спиной к стенке. Руками закрыл лицо.
