— Вы что, совсем перепились?
— Видишь ли, юнга. — Механик закрутил винт и отбросил шланг. — У нас для тебя новости. Капитан проиграл тебя в карты, и теперь твоя жизнь заметно изменится, верно, кок?
— Верно. — Кок покачал головой, я только теперь заметил, что он был голым до пояса. — Я проиграл свою куртку и вообще все, кроме штанов. А капитан проиграл тебя.
— Идиоты. — Я снял рубашку и стал ее выжимать. — Пассажиры скоро вернутся, а тут такой бардак на палубе.
— Держись, парень. — Механик потрепал меня по плечу. — Бардак только начинается. Я бы на твоем месте побыстрее сошел на берег.
Вильке подтолкнул кока, и они отправились на нос, где было уже не так шумно, а я пошел досыпать в машинное отделение. Если бы я знал, каким станет мое дальнейшее путешествие, я бы точно сошел на берег, да что там, я бы вплавь добрался. Денег у меня было мало, но в Грейт-Харборе можно было устроиться на погрузку, перекантоваться несколько месяцев, а там подвернулось бы судно, идущее в Европу. Но я не знал.
К пяти часам я вымыл палубу, еле различимую в рассветной дымке, и, переодевшись у себя в каюте, решил дожидаться пассажиров. К девяти мы должны были отчалить и взять курс на Сент-Томас, где почти все намеревались сойти на берег, так что работы у меня должно было поубавиться. Так я думал, заваривая себе кофе на пустом камбузе. Берег был так близко, что я различал кабинки канатной дороги на Парадайз-пик, поблескивающие в небе, будто стеклянные бусины, заполненные белым воском. У моей матери были такие бусы, дутые, приятно хрустящие, она называла их жемчугом и носила в три ряда вокруг крепкой шеи.
Это был последний день, который я мог назвать днем свободного человека. Отойдя от Сент-Томаса с двумя дружелюбными шведами на борту, мы высадили их в заливе Гудмен и повернули домой. Как только шведы сошли на Багамах, пассажирские каюты опустели, я остался один на один с командой, и проигрыш капитана вошел в силу.
Воскресные письма к падре Эулалио, март, 2008
Сегодня поганый день, я вчистую проигрался в бильярдной и вынужден был ставить сержанту обед и вино.
Толку от моего сержанта никакого, целыми днями болтается в деревне, а штрафов нет как нет. Копилка в участке не наполнилась за полгода и наполовину. Время от времени я вынимаю пробку и вытряхиваю содержимое на стол: на эти гроши не то что часовни, собачьей будки не построишь. А я не успокоюсь, пока не поставлю на холме то, что стояло там со времен Амальфитанского герцогства. Ты, падре, совершенно прав, когда называешь меня язычником и суеверным обывателем. Язычник я и есть.
