Юмор императоров российских от Петра Великого до Николая Второго | страница 30
Забавники
Она ценила находчивость и остроумие. Действительный тайный советник князь Иван Васильевич Одоевский считался искусным лжецом — и императрица держала его в своем ближнем кругу. Сказывали, что на исповеди Иван Одоевский отвечал: «И на тех лгах, иже аз не знах». Его мать заведовала туалетами Елизаветы Петровны и допускалась чесать ей пятки перед сном. Но ценили Одоевского не за это, а за умение красиво приврать. Одоевскому прощалось даже то, что он был нечист на руку.
В 1741 году правительница Анна Леопольдовна опубликовала указ о запрете шутовства из-за “частых между [шутами] заведенных драках и других оным учиненным мучительствам и бесстыдных мужеска и женска пола обнажениях, и иных скаредных между ними… пакостях… что натуре противно и объявлять стыдно и непристойно”.
Елизавета не стала восстанавливать «шутовской штат» в аннинском стиле. Но одного «забавника» при царской особе все-таки держали. Иногда его называют последним шутом России.
Дворянин Пётр Аксаков стал любимцем императрицы, когда сумел потешить ее остроумными шутками по время поездки на богомолье в Троице-Сергиеву лавру. С тех пор он сопровождал императрицу всюду.
А ведь когда-то был уфимским вице-губернатором… Говорят, что в остроумцы подался, чтобы избежать суда.
Уфимский заводчик Иван Твердышев вспоминал о нем: «Аксаков, что на Уфе обретался, в Москве проживая, дурь, шутовство на себя напустил. Паче молвит — юродствует; как начнет шутить — нету никому спуска: все под видом шутовства, напрямки, кто бы какого высокого ранга ни был; да шуту, да безумцу, да юроду все прощаемо, так и с Аксаковым. Он же Аксаков в дерзновении своем, под видом шутовства, воочию прямо его сиятельству, такой высокой персоне, встретя его, сказал: ”Здоровеньки-ли сиятельный! — маленький-де вор Аксаков челом бьет большому вору, вашему то есть сиятельству!” — И ничего: такая первая, такая высокая особа только смеху далась; другого бы всякого за такие продерзости… в Стуколков монастырь отсылают — только не Аксакова».
Куражился он на славу, с размахом, потешая императрицы. “Ездил по людным улицам, поставив большую лодку на колеса, и на этой лодке сидел, да еще посадил музыкантов; а он сам, Аксаков, сидел в разнополом кафтане; одна пола была красная, а другая желтая, а на голове колпак, как у китайцев рисуют”.
Однажды он хотел развлечь императрицу, подсунув ей в шапке ежа. Но Елизавета Петровна не на шутку испугалась… Разразился скандал. У шутника нашлись недоброжелатели, обвинявшие его чуть ли не в покушении на императорскую персону. Но Елизавета простила своего шута и вскоре произвела его в очередной придворный чин.