Чтобы уязвить этих людей в самое больное место, нам нужен был европейский закон Магнитского.
Но Европа — это совсем другой политический зверь. В отличие от Штатов, в Евросоюзе 28 стран-членов (было до Брекзита) с множеством мутных пропутинских шкурных интересов.
Чтобы склонить европейцев к принятию аналогичного закона, я начал с Европарламента — законодательного органа Евросоюза, чем-то схожего с американским Конгрессом, только депутатов вдвое больше.
Так как их было очень много, я понятия не имел, с какого бока подступиться; но неожиданно у меня появился проводник — финский депутат от партии «Зеленый союз» Хейди Хаутала. Хейди возглавляла комитет Европарламента по правам человека и активно защищала жертв путинского режима. Она стала известной после участия в мирных акциях протеста в Москве, где митингующих избивали и арестовывали. Эта смелая женщина могла бы стать надежным союзником в нашем деле.
Я встретился с Хейди в Брюсселе в конце мая 2010 года во время своего первого посещения Европейского парламента. В лабиринте его зданий так же легко запутаться, как и в самой Европе. Современные здания соединены со старыми, повсюду эскалаторы, лифты и лестницы причудливых форм, а кабинеты будто специально пронумерованы так, чтобы депутатов невозможно было найти. Ощущение, что ты в доме, который построил Мауриц Эшер.
Наконец я отыскал небольшой кабинет Хейди. Меня встретила невысокая блондинка с короткой прической, на вид около сорока, с сильной деловой хваткой. (Я быстро уяснил, что на финском ее имя звучит «Хей-ди», а не «Хай-ди» на американский манер.)
Я присел напротив нее и рассказал ей о Сергее и о проекте закона Магнитского. Когда я рассказывал о растущей поддержке этого законопроекта в Америке, она одобрительно кивала.
— Это прекрасная идея; я считаю, такой закон необходим и для Европы.
— И я так думаю. Вы сможете мне помочь?
— Конечно, но вы должны понимать, что имеете дело с очень запутанной системой. — Она обвела руками комнату, имея в виду Европейский парламент. — Чтобы сдвинуть эту махину с места, вам понадобится помощь русских. Я имею в виду, хороших русских! В идеале — известных правозащитников.
Она была слишком хорошо воспитана для того, чтобы сказать мне прямо: англичанин американского происхождения, ранее управлявший инвестфондом, а теперь возглавивший правозащитную кампанию по борьбе с засильем российской коррупции, вызовет в Брюсселе больше раздражения, чем симпатии. Европа всегда была эгалитарной, здесь успех в бизнесе воспринимается неодобрительно. В Германии, например, инвестфонды называют не иначе как «
