— Откуда — оттуда? — вежливо поинтересовался он.
— Из Горисветово. — Она снова окинула его взглядом с головы до ног, вынося окончательный вердикт. — Охранник или что-то вроде того, да?
— Что-то вроде того, — он кивнул.
— Вот я и вижу, что не местный. Местные-то про те ужасы никогда не забудут. Вот Мирочка, к примеру…
— Галочка… — В голосе Мирославы прорезался такой специфический звук, словно бы чем-то острым скребли по стеклу. — Галочка, ты точно хочешь обсудить прошлое при ребенке?
— А почему бы и нет?! Василисе сейчас почти столько же лет, сколько было и тебе тогда! Она должна понимать, что мир полон опасностей! Васенька, ты понимаешь?!
Васенька ничего не ответила. Она смотрела не на мать, а на Мирославу. И взгляд ее Фросту не понравился. Не должно быть у маленькой девочки такого взрослого взгляда.
— Все это ужасно… — Гала трагически вздохнула. — То есть, я не обвиняю в случившемся именно тебя, Мирослава! Но кто-то из руководства школы обязан за это ответить! Как-то компенсировать…
— Что компенсировать? — Мирослава улыбалась, а в голосе добавилось хрипотцы. Еще с прогулки по оврагу Фрост понял, что хрипотца эта не к добру. И не всегда она от волнения, далеко не всегда. Он понял, а Гале еще только предстояло это узнать.
— Мои… наши моральные страдания. — Гала страдала почти искренне, даже слезинка выкатилась из уголка ее подведенного глаза. — Я вверила вашей школе жизнь и судьбу своего единственного ребенка, а вы меня так подвели! Я звонила! Не тебе, ты же не даешь номер своего телефона простым смертным! — Последняя фраза прозвучала как упрек.
— У нас не принято предоставлять личные номера родителям воспитанников.
— И это очень плохо! Ваша служба безопасности, — Гала бросила уничтожающий взгляд на Фроста, — работает из рук вон плохо! По вашей вине я чуть не потеряла свою малышку.
— По нашей вине? — Мирослава была мила и терпелива. Какая молодец! Вот Фросту, например, уже изрядно надоел этот театр одного актера. К тому же, играла Гала из рук вон плохо. Переигрывала.
— А чьей еще? — Гала вдруг сделалась серьезной и сосредоточенной, от недавней псевдобогемности не осталось и следа. — Значит так, Мирослава Сергеевна, — процедила она, — я требую, чтобы школа выплатила мне деньги за моральные страдания мои и моего ребенка!
Фрост покосился на ребенка. Ребенок страдающим никак не выглядел, скорее уж скучающим.
— Ты читала договор? — спросила Мирослава все тем же ласковым, но скрежещущим голосом.
