Динь-динь-динь.
Вот он идет, на пять минут позже, разумеется, — Нильс глянул на часы, — экспресс до Тенистых Холмов, по дороге на Вавилон. Конечная остановка. Он слышал звон колокольчика — динь-динь-динь, — когда трамвай прогремел мимо дома.
Он мечтал сесть на старый экспресс до Тенистых Холмов и, сидя в плетеном кресле, проделать весь путь до Вавилона, до конца линии. Тенистые Холмы? О, это просто название такое, ответила Винни, когда он спросил ее об этом. Просто… просто место, вот и все. Нет, холмы на самом деле вовсе не тенистые. Да, ее родители живут как раз по пути туда, и Дженни, ее сестра, тоже; отец работает в трамвайном депо смазчиком. Но правда ли то, что рассказывал Холланд? Вавилон — это легендарное место, если верить ему. Столица, настоящее Эльдорадо, с роскошным дворцом — огромные пролеты лестниц, бронзовые ворота, башни, знамена, развевающиеся на остроконечных шпилях. Винни рассмеялась и покачала головой. Чушь. Там нет ничего похожего на твой Вавилон. Там просто старое здание из красного кирпича, сказала она, с железными воротами и ступенями, ведущими наверх, ужасно крутыми, — скорее крепость, чем дворец.
Динь-динь-динь — издалека уже…
Но Нильс хотел увидеть сам. Иногда, когда чувство одиночества охватывало его, когда он помимо своей воли стремился куда-то, сам не зная — куда, он вдруг испытывал ностальгию по Тенистым Холмам, месту, где никогда не был. Смешно — как можно испытывать ностальгию по месту, где не бывал? Вавилон — конец пути. Холланд никогда не рассказывал ничего, только хмыкал и пел свои дурацкие куплеты:
Скажи, где Вавилон стоит?
За тридевять земель…
Дойду, пока свеча горит?
Дойдешь — шагай смелей.
Он перешел к западному окну, оттуда можно было увидеть амбар. Сапсан-флюгер, неподвижный в лунном свете, повернулся к востоку, его янтарные глаза зорко следили за рекой. Темнея на фоне серебристой ленты реки, высился сухой сикомор, летом можно было раскачиваться на его ветвях и нырять в воду, зимой он служил убежищем, возле корней его разводили костры, чтобы согреться после катания на коньках. С грустью Нильс вспомнил, что именно там Билли Талькотт провалился под лед. Это было после дня рождения Дж. Вашингтона. Нильс, больной крупом, встал, чтобы пойти в ванную. Проходя мимо окна, он глянул на реку. Бедняга Билли, хромой, мог только ковылять по льду, но, когда он провалился в полынью, он был достаточно близко к берегу, чтобы Холланд, разводивший костер, успел спасти его. Но вместо этого он сбежал, сбежал — и оставил Билли, бьющегося, замерзающего в ледяной воде.
