И вдруг ей стало очень холодно.
— … но я не думала, что это зайдет так далеко, — закончила она прерванную фразу. — А все из-за того, что я слишком любила тебя.
Он поймал ее взгляд.
— А теперь ты меня любишь?
— Конечно, я люблю тебя.
— Я твой любимый? — спросил он по-детски наивно, с ангельской улыбкой, и она улыбнулась в ответ.
— Да. Можно и так выразиться.
— Тогда почему нельзя, чтобы все было как прежде?
— Как прежде?
— Да. Ты, я и Холланд?
Холланд.
Она прижала его к себе. Долго-долго молчала, приводя мысли в порядок, потом заговорила снова. Она много думала, сказала она, о том, как умер его отец. В тот день в конце ноября, когда опускал корзины в яблочный погреб. Что он думает обо всем этом? О том, как его отец умер?
Откровенный и непоколебимый в своей прямоте, он сказал:
— Холланд стоял возле самой крышки люка. Я думаю, он толкнул ее. — Он сказал это так легко и искренне, что она не усомнилась. Ее подсознательная догадка была правильна: Холланд, настоящий Холланд, убил своего отца, сбросил на него крышку люка, разбил ему голову. Холланд был убийцей собственного отца. Это не плод воображения Нильса.
— Почему? — спросила она.
— Он ненавидел его.
— Ненавидел? Он сказал тебе об этом? Он говорил тебе?
— Нет — не словами. Но я знал.
— Как?
— Я думаю… думаю, это мое шестое или седьмое чувство.
Его шестое или седьмое чувство. Она крепко охватила его руками.
— Но ты не ответила на мой вопрос? — сказал он.
— Я не помню…
— Я спросил, почему мы не можем опять делать так, как делали прежде?
— О, мой дорогой! Нильс, ты должен выслушать меня. Внимательно. Ты можешь?
— Да.
— Ничто не может повториться в точности. Ничто и ни с кем. Мы все однажды доходим до какой-то точки в жизни, от которой уже не можем повернуть назад, мы должны идти дальше. Все зашло слишком далеко. Надо это остановить, понимаешь? Теперь это должно быть остановлено.
— Больше не будет игры?
— Нет. Больше игры не будет.
Она задрожала, когда он посмотрел на нее, казалось, он что-то читал у нее на лице, что-то, что напугало его. Что-то не связанное с тем, что Холланд убил папу, а связанное с ним, Нильсом.
— Ты собираешься отослать меня отсюда, — сказал он спокойно, разглядывая носки своих башмаков.
— Отослать? — повторила она, напуганная тем, что он прочел ее мысли. — Почему, зачем мне тебя отсылать, douschka? — С обреченной на неудачу попыткой отшутиться.
Но он игнорировал ответ, ушел от него, не стал больше говорить об этом, и она могла поклясться, что он знает, знает, о чем она думает, что его мозг уже срисовал картинку, которую она вообразила: странное здание из кирпича, красного и грязного, похожее на фабрику «Розовый камень», со стальными решетками и крепкими засовами, куда отправили бабушку Перри. Нет. Нет, не надо думать об этом. Она никогда не примирится с таким концом для своего любимого.
