Другой | страница 112
— Да?
Мистер Анжелини открыл рот, чтобы что-то сказать, закрыл его, пробормотав «niente, niente», и после долгого взгляда на инструменты, висящие на стене, вышел крытым ходом и исчез за углом.
Нильс поднял медную кружку и понес ее к насосу. Он повесил ее, накачал достаточно воды, чтобы бассейн наполнился до краев, затем закрыл ладонью сток и стал ждать, пока вода успокоится. Он ждал неподвижно какое-то время, глядя на отражение в воде. Затем неожиданно отдернул руку. Пока вода вытекала, он стоял, стряхивая капли с руки на гравий. Взглянул на верхнюю площадку лестницы и увидел Аду на ее посту — опять она наблюдала за ним. Сколько времени она стояла там? Он не знал этого и ничего не мог прочитать в ее едва заметной, полной надежды улыбке. Потом она ушла.
Вернувшись в крытый ход, он взял гармонику и сыграл несколько аккордов:
Повторил мотив:
Очень медленно, шаг за шагом, в тени, как Чеширский кот, появился Холланд: сначала улыбка, потом челка, затем розовое пятно рубашки, затем остальное.
Обязательный ритуал:
— Где ты был?
— Нигде.
— Ходил на товарную станцию?
— Не-а.
И далее: Паккард-Лэйн? Нет. Паром Талькотта? Нет. Вавилон. Список кончился, Холланд пожал плечами:
— Так, вокруг да около.
Нильс протянул губную гармошку:
— Это твоя. Ада нашла ее в доме миссис Роу. — Напрасно Нильс рассчитывал увидеть проявление чувства вины.
— Я повесил фонарь в яблочном подвале, — сказал Холланд, словно продолжая прежний разговор.
— Какой фонарь?
— Фонарь с грузовика мистера Претти.
— Ты хочешь сказать, что стащил его? — Нильс был потрясен, он отвернулся от Холланда и смотрел, как Торри играет в беседке со своей дочкой. Торри сидела в кресле возле переносной плетеной люльки, качая дочку на руках, — милая Торри, Торри рыжеволосая и кареглазая, она ласкала дочку, ворковала над ней, крутила ручку музыкальной шкатулки, купленной для нее Нильсом, милая Евгения, он был уверен, что это самый милый ребенок, какой когда-либо рождался, только посмотрите на них: Мадонна с младенцем.
— … и у нее самые крохотные пальчики, какие ты только видел, — продолжал он вслух для Холланда. — Как у куколки.
Холланд злобно кивнул:
— Как у лампы-куклы, которую ты выиграл на карнавале.
— Нет. Больше. И на каждом пальчике ноготок.
— Нильс, ты чокнутый. Все дети рождаются такими. — И после этого он ушел. Засмеявшись обычным своим смехом, он ушел, и Нильс ничего не мог с этим поделать, ничего, чтобы заставить его вернуться. Он стоял возле насоса, копал носком ноги гравий и ждал, ждал, но Холланд ушел.