Теперь-то уж все было кончено, не так ли?
Бедный Холланд.
Вы могли сами догадаться об этом. Ведь на самом деле все так очевидно. Холланд мертв. Мертвее не бывает, если повторить неудачное выражение мисс Джослин-Марии, час назад услышанное Нильсом. Это правда. Ошибиться невозможно. Не стоит обманывать самого себя. Холланда больше нет. Пытаясь повесить на колодезную цепь кошку Ады, он и себя убил тоже. Такова ирония судьбы. Сам себя прикончил — в колодце, посреди лужайки, поросшей клевером, тогда, в марте, в день своего рождения. Вот поэтому мама и не выходит из комнаты и пьет — не может примириться с потерей, и поэтому брошенный, покинутый, совсем одинокий, не желающий признавать, что Холланд может быть мертв, Нильс воссоздает своего близнеца, вызывает его дух, иначе говоря, воскрешает его из мертвых.
Свидетельством этому — необычайное почтение, прямо-таки страсть к трупу; мальчик оказывается в рабстве у мертвеца, околдованный дьявольским любовником; не привидение является ему, не призрак, но живое и дышащее существо из плоти и крови — он сам становится Холландом. Таковы правила игры. Быть пчелой, быть цветком, быть птицей — быть Холландом. Так он играет в своем одиноком маскараде блаженной агонии, счастья, утонченной тирании, любви к своему близнецу, идеализируя его и одновременно выжидая, чтобы занять его место; ему мало было быть братом Холланда, он должен стать Холландом. Перстень для Перри. Тот, кто надел кольцо…
Можете представить себе это. Лето. Каникулы. Нильс одинок. Помнится, я отмечал, что у него не было друзей или, если они и были, он не страдал без их компании. Вы когда-нибудь слышали про школяра, у которого не было бы приятелей? Вряд ли, я думаю. Но так было с Нильсом, всюду отыскивающим лица — как научила его Ада, — лица в облаках, в бассейне у колодца, на потолке — все равно. Одно лицо, его лицо, лицо того,
