— А ты как думаешь?
— Вот это совсем неприятно. Так глупо все вышло. Даже стыдно! Ты ему скажи, пусть извинит.
— Сам нахамил, а я за тебя извиняться буду?
— Понимаешь, Сухотин подвел. Ей-богу!
Фадеев, вернувшись в Москву, об этом разговоре очень подробно рассказал мне сам.
Я встречался с Александром Александровичем, когда он был генеральным секретарем Союза писателей. Но особенно запомнился он мне как редактор «Красной нови». Я рассказал историю двух писем. По фадеевскому письму можно судить, как нетерпимо относился он к писателям, даже именитым, если они теряли необходимую требовательность к своему творчеству.
ДЕЛОПРОИЗВОДИТЕЛЬ СОБСТВЕННОЙ СЛАВЫ
С Антоном Семеновичем Сорокиным мне пришлось познакомиться осенью 1918 года, когда судьба забросила меня в Омск, в столицу белого сибирского правительства.
В то время я ходил в начинающих писателях, а Антон Сорокин уже был автором нескольких книжек и пьесы «Золото».
Сборник рассказов «Смертельно раненные», изданный Антоном Семеновичем в Петербурге, я прочитал и почему-то запомнил, что автор живет в Омске. В дом сибирского писателя на Лермонтовской улице мы пришли вместе с его другом наборщиком Всеволодом Вячеславовичем Ивановым.
Нам открыл дверь худощавый мужчина средних лет с тонкими усиками, в пенсне.
— Очень рад! — приветливо сказал он.
— Да мы по пути, всего на несколько минут, — сказал мой спутник. — Решил вас познакомить с товарищем. Он из Петрограда.
— Писатель?
— Начинающий, — поправил я.
— Прекрасно. Поднимайтесь!
И мы поднялись на второй этаж.
До сих пор я хорошо помню двухэтажное кирпичное здание, крутую лестницу и большую светлую комнату, служившую Антону Сорокину одновременно столовой и кабинетом. В углу стоял тяжелый, кажется, дубовый, шкаф, сделанный по конструкции Сорокина. Его можно было в одну минуту использовать как кровать. Антон Семенович полушутя-полусерьезно уверял, что диковинный шкаф может заменить диван с письменным столом, а в случае острой необходимости и гроб.
Посидев немного, мы стали прощаться. Сорокин пригласил меня заходить к нему и многозначительно сказал:
— Вы писатель, а писателей надо беречь. В этой кровавой неразберихе, что царит сейчас в Омске, легко остаться без головы. Советую вам не выходить поздно вечером из дома. Подозрительных людей ловят и садят за решетку, а чаще просто выводят в расход. Если в трудную минуту жизни вам негде ночевать, приходите ко мне… Мы вышли на улицу. Всеволод сказал:
— Антон Семенович большой чудак, с удивительными странностями. Редкий выдумщик, не разберешь, когда он говорит правду, а когда сочиняет. Шкаф у него действительно любопытный, мгновенно можно превратить его в письменный стол, а насчет гроба загнул. Между прочим, за этим шкафом я просидел целые сутки во время переворота. Надежное пристанище в минуту опасности.
