На литературных перекрестках | страница 33
— Иногда простая бумажка, любая справка может спасти человека, — убеждал товарищ Афанасий. — Не обязательно паспорт.
Всеволод хмурил брови, видимо, раздумывая. Правда, прежде чем привести к нам товарища Афанасия, Георгий Иванович клятвенно ручался за него. Но время было суровое, и Всеволод не дал никакого ответа.
Товарищ Афанасий ушел с Георгием Ивановичем. Я почувствовал, что Всеволод не доверяет незнакомому человеку, и не стал задавать никаких вопросов. Но через два дня Всеволод принес штук десять бланков с печатями и сказал:
— Пусть Георгий Иванович передаст сам. Нас в это дело не путает.
Сознание, что листок бумаги с круглой печатью может дать человеку свободу и даже сохранить жизнь, заставило забыть об опасности. После десяти бланков последовало еще десять.
Спрос на фальшивые документы был большой, особенно когда стало расти дезертирство из колчаковской армии. Занимались изготовлением фальшивых документов мы втроем — Всеволод, Петров и я. Готовая «продукция» шла в руки товарища Афанасия, а как она реализовалась — мы не имели понятия и старались этой стороной дела не интересоваться. Рябов-Бельский и анархист Неклюдов, вернувшийся после эмиграции в Россию, тоже оказывали нам небольшую помощь.
В 1956 году меня вызвали в областную милицию и спросили:
— Вы знали Петрова?
— Знал.
Капитан милиции положил передо мной три фотокарточки.
— Покажите, который он.
Несмотря на то, что с нашего последнего свидания в 1931 году в редакции журнала «Красная Новь» прошло четверть века, я сразу узнал своего друга детства.
— Вот этот!
— Хорошо. А который здесь Часовников?
— Он же.
— А Рогожин?
— Тоже он.
— Почему же у него три фамилии?
Я объяснил:
— Настоящая фамилия — Часовников. В годы колчаковщины писатель Всеволод Иванов принес бланк, а я собственноручно вписал в него фамилию Петров. Рогожин — его литературный псевдоним. Вот меня вы пригласили повесткой на имя Анова, а моя настоящая фамилия Иванов.
Через год я был в Нальчике. Мы встретились с Георгием Ивановичем, и я рассказал ему о вызове в милицию. Георгий Иванович вздохнул:
— Мне эти три фамилии чуть не вышли боком. Когда я сидел, я часто вспоминал Всеволода и тебя. И тот день, когда вы меня перекрестили в Петрова.
Мы ходили по парку с Георгием Ивановичем и его другом Хассетом Калмыковым. Они мне показали место, где республика решила воздвигнуть памятник знаменитому сыну кабардинского народа Беталу Калмыкову. Хассет был родным братом Бетала, а Петров помощником и другом, он редактировал газету «Красная Кабарда». Георгий Иванович рассказывал, как Всеволод помог ему добиться реабилитации. Вспомнив суровые дни колчаковщины, он сказал: