— Сказано тебе: не пойдешь.
— Что это за «не пойдешь»? Что это за приказной разговор? Приказчиков мне не надо. Я бы сам не прочь в приказчики, да меня не берут.
Под конец обеда он обозлился и сам и коротко сказал:
— А пошла ты знаешь куда.
Она, конечно, знала, куда он в сердцах может ее адресовать.
— Тогда и я с тобой пойду.
— Пожалуйста. Твоя воля, — коротко и хмуро ответил Геннадий.
Дорогу от села до фермы прошлым летом начали приводить в божеский вид, приподняли полотно и частью засыпали гравием. Но засыпать всю дорогу за лето не удалось. К тому же было на ней одно такое место, где сколько ни вали гравия, он уходил в почву, как в прорву. Там еще когда-то уложены были нетолстые бревна — рудничный крепеж. Место это почему-то называлось Савельева стлань.
Когда Геннадий с женой дошли дотуда, стлани уже не было видно, ее покрывала вода. Он коротко и сердито взглянул на спутницу, только глазами спросил: понятно теперь тебе, зачем мне «приспичило»?
Валентина была обута в короткие резиновые сапожки. Пришлось ему взять ее на руки и нести метров сотню с лишним. А под ногой не асфальт. Под ногой скользкие бревна, которых к тому же под водой не видать. Все-таки он нес жену и пощекатывал ее в отместку за обеденную перебранку. И она висела у него на плечах, боясь отбиваться. Теперь-то он был вполне хозяином положения. И теперь уж им нельзя было не помириться.
Судя по тому, что он набрал воды в голенища своих кирзовых сапог, вода стояла поверх стлани сантиметров на сорок. А когда он полтора часа назад шел домой, стлань была сухой. Есть с чего встревожиться. Остаток пути они почти бежали.
Дорога на всей своей протяженности от селения до фермы идет низиной без единого холмика. Но дорога ровна только на человеческий глаз. Есть такой прибор — нивелир, который затем и выдуман, чтобы возмещать несовершенство человеческого зрения, видеть самые незаметные неровности. И еще полая вода с такой же точностью, как нивелир, придет и покажет каждую низинку в низине, каждое возвышение над ровенью, будь оно всего в рост луговых трав.
Вода показала, что ферму надо бы построить всего-то метров на двести на запад, и тогда половодье никогда бы ей не угрожало. Но тот, кто выбирал когда-то место для фермы, местность не нивелировал. Соблазнился, наверное, тем, что солнышко сюда достает весь долгий день, с утра до заката, что от ветров ферму будет защищать гривка кривоногого ольховника, что совсем близко излучина старой протоки, заросшей камышом с его коричневыми бархатными моховичками.
