— А сквайр-пьянчуга пусть будет другом дядюшки Серафины. Они все живут в ее доме и, невзирая на ее неослабное горе, постоянно нарушают покой своими пирушками… Ты там записываешь? Тем самым вызывая гнев ее строгого дворецкого. Он ненавидит пирушки, видите ли, и всегда одевается только в черное, как подобает доброму протестанту. Он тоже влюблен в Серафину. Серафина… Не могу я, не нравится мне это имя. Слишком очевидно и неуклюже.
— Ну да, а Лавиния Андроник прямо сама слетает с языка.
Он шлепает меня по голове моей же пьесой.
— Ты надо мной смеешься, мальчишка?
Да.
— Нет.
— А что ты изволишь предложить? Дай-ка догадаюсь. Перпетуя? Феврония? Акилина?
Кэри оглядывается через плечо, как будто одного упоминания католических святых достаточно для появления палача.
— Оливия, — говорю я. — Самое безобидное имя святой.
— Хорошо, — соглашается Шекспир. — Выходит, Оливия. Все мужчины безответно влюблены в нее, ла-ла-ла, а она, дерзкая девица, влюбляется в слугу. Ха! Как бишь его? Валентино?
— Валентин.
— Ясно, — Шекспир некоторое время молчит. — Ради хаоса и духа комедии сделаем Валентина женщиной, переодетой в мужчину. Ее будут звать Виола.
Я ничего не говорю и не записываю. Шекспир складывает руки на груди и оценивающе смотрит на меня.
— Дельфиниум, раз уж ты собираешься писать, то привыкай к тому, что тебя станут переписывать.
Не отрывая от него взгляда, я откупориваю чернильницу, макаю в нее перо, вымарываю Валентина и заменяю его Виолой.
— Похоже, у нас получилась пьеса. — Кэри выдергивает пергамент, машет им в воздухе, чтобы чернила высохли, и отдает Шекспиру. — Или по меньшей мере идея. Уилл, сколько времени вам понадобится, чтобы ее закончить? Полагаю, она скоро понадобится.
— Скоро?! — возмущается Шекспир. — Я еще не закончил нынешнюю пьесу, которую представлять меньше чем через месяц, а теперь вы мне подсовываете вот это? Вопрос жизни и смерти, по вашему собственному выражению, потрясение основ, а вы спрашиваете, сколько мне потребуется времени? Что такое «скоро» по-вашему? Месяц? Два?
— Неделя, пожалуй.
Шекспир снова замолкает.
— Если, конечно, вы не доверите Тоби ее закончить.
— Эй ты! — Шекспир тычет мне в лицо пальцем в чернилах. — Ты же знаешь, что это мошенничество? Взять мои идеи и отдать их другому автору…
— Строго говоря, этот вариант придумал Тоби, — перебивает его Кэри.
— Но не саму историю! — кричит Шекспир. — Идея — кровь пьесы! Нельзя просто так передать ее другому! Это осквернение искусства. Ни один достойный писатель, ни один достойный человек такого себе не позволит!
