Кэри смеется, берет меня под локоть и ведет в Сомерсет.
— Она не в настроении, — шепчет он, когда поблизости никого не оказывается. — Эссекс, конечно же. Королева только принимала его вдову. Отклонила прошение о возвращении графства их сыну. Прошло неплохо. Господи. Чертов Эссекс…
Призрак графа Эссекского все еще бродит по этим коридорам. Его казнили за участие в заговоре, несколько месяцев назад после пятичасового допроса в том самом Тайном совете, перед которым я должен предстать. Отчаяние заставило его поднять безумный, обреченный мятеж против королевы. Мятеж длился всего несколько часов, а потом граф сдался. Он был одним из фаворитов королевы, и это не принесло ничего хорошего ни ему, ни ей.
Передо мной возникают закрытые двустворчатые двери. Кэри стучит один раз, и они распахиваются. Зал велик и богато украшен. Сюрко одиннадцати членов Тайного совета блестят в тусклом свете, проходящем сквозь сводчатые окна. Члены совета, почтительно склонившись, стоят перед королевой, но я почти не вижу их. Взгляд мой устремлен только на нее. Она видна сразу, лебедь в белом, располагается выше всех нас, на особом возвышении. Она стара, но не любит слышать об этом. Мы убеждаем ее, что она все так же хороша, как в Золотой век, который тоже давно миновал. И она, и эпоха — обе гниют и рушатся.
— Тобиас.
Я подхожу к ее вычурному мягкому креслу. Она не соизволяет встать. Вблизи она выглядит совсем как на подмостках: морщинистая кожа густо напудрена, вишневые губы прикрывают побуревшие зубы. Но взгляд ее черных, как уголь, глаз по-прежнему остер. Мне говорили, что он был таким всегда. Она прожила жизнь, полную тайн, лжи и предательства, она хотела сесть на трон сестры и трон брата, она пресекла жизнь своей кузины, французской католички Марии Стюарт, тем же топором, что и жизнь графа Эссекского.
— Ваше величество, — я изображаю хорошо отрепетированный поклон, выпрямляюсь с улыбкой и подмигиваю. Я не первый раз стою перед ней и знаю, что она любит демонстрацию почтения — и дерзость, особенно от мужчин.
— Нахал, — улыбается она, запускает длиннопалую руку в золоченый кошелечек у пояса и бросает мне соверен. Я ловлю его на лету и кусаю, как будто проверяя, не фальшивый ли. Ее глаза вспыхивают весельем. — Расскажи мне, как ты живешь, Тобиас. Как проходят твои дни?
— Они посвящены службе вашему величеству.
— И какова эта служба? Нравится ли она тебе?
— Мне не на что пожаловаться.
— Хорошо, хорошо. — Она щелкает пальцами, и слуга, совсем мальчик, выступает из тени и подает ей квадратик полотна. Она кашляет в него и бросает грязный комок обратно. Мы все служим ее величеству, так или иначе.
