— Как он на меня посмотрел! — хихикает пьяненькая Маша. — Но ты бы видела моего папку. В нем десять таких Джонов. И шрам на щеке: в цеху листом металла резануло…
— В машину, — вдруг шипит Савва и больно толкает нас в спины. — Быстро.
— А что? — возмущается она. — Мы куда-то спешим?
Но я уже вижу их. Трое. Во рту становится кисло. Возможно, те самые, что грабили меня в подворотне. Или другие, неотличимые от них, с размазанными лицами и трещинами вместо ртов, безразличные, твердые, страшные.
— Бежим.
Я хватаю ничего не понимающую Машу за руку и тащу за собой. Боюсь смотреть в сторону этих, но мне кажется, что они тоже срываются с места, как только понимают, что мы не расходимся в разные стороны. Я не вижу, но чувствую движение и злость. Вталкиваю Машу на заднее сиденье, запрыгиваю следом. Автомобиль с визгом срывается с места раньше, чем я захлопываю дверь.
— Козлы, — говорит Савва, поглядывая в боковое зеркало. Я тоже смотрю назад: они стоят плечом к плечу, руки в карманах — как будто просто ждут и обязательно дождутся.
Про следующую бездомную Март написал: «Каждую ночь она спала в переходе, сидя на чемодане».
Да, я тоже ее видела — худощавую, с длинными седыми волосами. Она спала в переходе нашей станции «Орехово», сидя на чемодане у выхода из метро, прямо напротив стеклянных дверей. Патруль ее не трогал. По бокам громоздились мешки, но она всегда сидела на чемодане. Только один раз я видела ее, катившую этот чемодан по перрону. Высокая, сухая, в черной шляпе с широкими полями, она не выглядела как бездомная, но, очевидно, ею была. Звали ее Рушка. Потом она просто исчезла: перед Новым годом или чуть раньше я выходила из метро вместе с Мартом, а Рушки не было. Я заметила это, но внутри ничего не шевельнулось. Все осталось как прежде, только без Рушки.
Март не пишет о том, как выманил ее на улицу. Не пишет, о чем говорил с ней, что пообещал, если она пойдет с ним. Сначала он бил ее, а потом перерезал горло. Рушка не кричала и не сопротивлялась. Саня Сорина выяснила ее имя: Елена, Елена Гнатюк.
…Приехала в Москву после того, как лишилась дома в Тульской области: риэлтор, которому она доверила вести дела по продаже, оказался мошенником. Все, что осталось у Елены, поместилось в один чемодан. В поезде ее ограбили — не стало паспорта, денег и мобильного телефона. Елена ехала к сыну, с которым давно не виделась. Знала только, что десять лет назад, выйдя из тюрьмы, он поселился у подруги где-то возле станции метро «Орехово». Тогда же связь с ним прекратилась. Других знакомых в Москве у Елены не было. После ограбления ее поддержала пенсионерка Алла Ильинична Демичева, которая ехала в том же вагоне. Елена несколько раз заходила к ней домой, чтобы помыться и получить тарелку горячего супа. Во время очередного такого визита Алла Ильинична и предложила новой знакомой позвонить по номеру из уличного объявления: обещали поддержку людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию, — с жильем, питанием и даже медицинской помощью. Обе надеялись, что там помогут и отыскать сына Елены, но вышло иначе: она оказалась в работном доме, трудилась на ферме. Денег за свою работу не получала, платили кашей и койко-местом — на нарах. Но главное — никто и не собирался восстанавливать документы и уж тем более разыскивать родственников. Фотография Елены есть в группе «ПЕШЕХОДЫ БЕГУНКИ» «ВКонтакте» — с подписью: «Ушла со смены, подмотала чужой телефон». На местном сленге это означает, что она сбежала, прихватив чей-то мобильный. Елена добралась до Москвы, зашла к Алле Ильиничне за чемоданом и вернулась на станцию метро «Орехово». Днем пыталась разузнать что-нибудь о сыне, спрашивала прохожих, показывала маленькое паспортное фото, а с девяти вечера и до утра сидела в переходе — так сын мог сразу увидеть ее по пути домой. Но раньше ее увидел Мартин Лютаев…
