…Вот я дома, читаю перед сном, глаза слипаются, но осталось всего несколько страничек, и я не сдаюсь. «Смотри, мам...» В соседней комнате тишина, телевизор уже не работает — наверное, мама спит. Смотрю на часы: два ночи. Сегодня легла пораньше. Может, наконец-то выспится… Я возвращаюсь в начало строки: «Смотри, мам...»
Утром четырнадцатого апреля — вторник, это был вторник — я проснулась в семь, залила молоком сухой завтрак с корицей, привела себя в порядок и подключилась к лекции в «зуме». Иногда выходила из комнаты, чтобы унести на кухню грязную посуду и налить еще кофе. Я думала, что мама спит, она иногда вставала в десять или позже. Лекции продолжались до двух, потом нужно было выйти в тот самый «Дикси» у дома за хлебом и молоком. Я зашла спросить, не нужно ли ей что-нибудь еще, может, фрукты или журнал. Она лежала на боку, подложив руку под голову. Я позвала ее: «Мам, мама!» — и погладила по щеке. Щека была ледяной. Я забралась под одеяло рядом с мамой и набрала 112. Так мы пролежали четыре часа, мне казалось, что она сейчас встанет, чтобы попить воды, я то проваливалась в мутный полусон, где продолжалась обычная жизнь: шуршало одеяло, шлепали босые ноги, начинал шуметь чайник, — то просыпалась и заново осознавала, что ничего нет. Это казалось бесконечным. Наконец в дверь позвонили. Мама так и не пошевелилась.
Вскрытие показало, что она запила снотворное водкой. Я до сих пор не знаю, было ли это ее решением или случайностью. В ее вещах не осталось ничего, что позволило бы это понять. На следующий день я позвонила тете Поле и Вячеславу, папиному сослуживцу, — нашла их номера в мамином телефоне. Тем же вечером тетя Поля и Вячеслав были у меня. Похоронами я не занималась — все сделали они. Тетя Поля сказала, что мама звонила ей накануне. Спрашивала, смогу ли я пожить некоторое время в Красном Коммунаре. Как будто понимала, что мне нельзя оставаться в Москве, хотя в последнее время она вообще мало что понимала. И мне кажется… Сейчас мне кажется, что вот таким она видела единственный выход. А тогда тетя Поля прожила со мной почти неделю. Я этого почти не помню. После ее отъезда я подала заявление на смену фамилии. Нужно было перевестись в колледж и найти квартиросъемщиков. Все лето я сидела дома и слышала, как мама на кухне гремит посудой.
***
Снаружи вагончика работает двигатель. И меня зовут:
— Майя! Майя!
Тот самый голос, который смог бы заставить меня делать вещи, о которых я раньше не задумывалась. Голос книжных героев, в которых я влюблялась. Голос из детских снов. Он повторяет мое имя.
