— Вы бы все равно ей не помогли. Она спилась. Тут помогли бы только нарколог с психиатром. Она могла бы не пить, но выбрала пить. Я не просила у нее денег, мне не так уж много надо. И поступила на бюджет. Она могла встать на биржу труда. Сдать комнату — хоть какие-то деньги, потеснились бы. Но выбрала пить. И в этом никто не виноват — ни вы, ни я, ни папа.
Возможно, мои слова звучат слишком резко, но я не жалею о сказанном. Щи мы доедаем молча.
***
Подвальчик с симпатичной деревянной вывеской «Печатная» я заприметила накануне из окна автобуса — придется прогуляться и не терять надежды, что их услуги достаточно востребованы, чтобы работать в выходной.
С вывеской они и правда заморочились. Табличка выглядела так, словно была вырезана ножичком, вручную. Люблю такие вещи: кривоватые, но теплые и не от мира сего. Ведь куда проще было бы повесить пластиковый короб с буквами из «оракала»: «КСЕРОКОПИЯ». От деревянной «Печатной» веяло историей. Не стариной, а историей жизни человека, который почему-то решил оформить свой незатейливый бизнес именно так.
В режиме работы воскресенье значится выходным, но я тяну за ручку, и дверь оказывается не заперта. Тренькает колокольчик. Я шаркаю ногами по коврику, чтобы не тащить внутрь уличную грязь, и на цыпочках, хотя звон уже выдал меня с головой, крадусь мимо вешалки с двумя куртками в слабо освещенную комнату. Крепко пахнет кофе — не растворимым, а настоящим, может, из кофемашины. За деревянной стойкой никого нет, но в комнатушке, отгороженной книжным стеллажом, сидят люди: рыжая девушка с ноутбуком, двое ребят, склонившихся над настольной игрой, и еще взъерошенный парнишка с книгой в руках. Увидев меня, он вскакивает и спешит к стойке.
— Привет! Ты уже была у нас раньше? Правила знаешь?
— Нет, — говорю. Остальные не обращают на нас никакого внимания. — Можно без правил? Просто файл распечатать.
— А! — Он чешет в затылке и складывается вдвое. — Этим обычно мама занимается. Но попробуем разобраться.
Пока он включает компьютер — я не вижу, но понимаю по звуку, — игроки азартно обмениваются непонятными репликами. Рыжая натягивает куртку и пудрит нос, а затем убирает в сумку пудреницу, ноутбук и распечатки, которые лежали перед ней на столе. Все столы в комнате разные и будто собраны по чердакам и дачам: один маленький, круглый, покрытый черным лаком, другой квадратный, на львиных лапах, есть еще шахматный — с нарисованной доской — и овальный, царь-стол — за ним могли бы разместиться человек десять, и они не соприкасались бы локтями.
