– Харуко, – Вытащив из ящика маленький ножик, Такеши оглянулся на меня. – Очень заметна дырка?
– Какая дырка?
– Вот! Матушка, видите? Не видит никто этой дырки!
– Такеши, как ты не понимаешь? – вздохнула мать. – Сэцубун – это праздник духовной чистоты. Ты предстаёшь перед глазами духов-ками[2], ты показываешь им свою душу…
– Хорошо, сдаюсь, – Он стащил куртку. – Пожалуйста, только оставьте уже в покое…
Братец поднял одну из-за готовок и, присев на соседнюю со мной циновку, взялся за работу. Как и дядя, он вырезал флейты – сякухати. Вначале обтачивал бамбуковую палку ножичком, после работал самодельным сверлом. Раскупались такие вещицы неплохо. Неплохой заработок для тех, кто обычно делает палочки, миски и деревянные сандалии.
– Вы меня совсем не жалеете, – запричитала мать, доставая иголку и нитку. – Меня – бедную вдову. Вот у других дети – все смирные, с первого слова всё понимают… – Она грозно воззрилась на меня. – И не таращатся без дела в закорючки свои!
– Это Конфуций, – сказала я, перевернув ещё одну страницу. – Мудрый человек был.
– Лучше бы готовить научилась – твой горелый рис есть невозможно. Дочка, а в чём ты сама-то на праздник пойдёшь?
Я решила припомнить ещё парочку «закорючек» из другой книги.
– Матушка, ничто так не красит девушку, как скромность и сдержанность – в том числе, и в одежде.
– Тебе просто лень переодеваться, – хмыкнул Такеши, дунув в недоделанную флейту.
– В этом и проявляется моя скромность.
– Ох, не жалеете, дети, не жалеете…
В прихожей послышался шум – кажется, кто-то пришёл. Мать поднялась и, оставив недоделанную работу на полу, вышла из комнаты. Такеши тут же разгулялся:
– «Ничто так не красит девушку, как скромность и сдержанность», – передразнил он, закатив глаза.
– «Пожа-алуйста, только не злитесь!», – в ответ протянула я. – «Ма-атушка, прошу, я так вас боюсь!».
– «О-о, я такая умная, я знаю, кто такой Конфуций»!
– «О-о, я помыл голову, я немного меньше напоминаю обезьяну»!
Такеши не ответил. Сложно отвечать, когда ты смеёшься во весь голос. Кажется, на этот раз в нашем состязании победила я, только отпраздновать победу не успела – в комнату вместе с матерью вошёл дядя.
Выглядел он, как всегда, просто. Синяя хаори, серые широкие штаны. На поясе, вместе с мешочком для всякой мелочёвки, болтались костяные фигурки-нэцкэ, служащие в качестве оберега от злых духов, подбородок отмечала реденькая бородка. На лице, как всегда, застыла приветливая улыбка. Нам с Такеши оставалось только вежливо поклониться в ответ.
