Он смотрел на стоящих возле перил лестницы молодых людей и левой рукой слегка потирал висок, словно задумался над решением трудной и сложной задачи. Было очевидно, что те у лестницы ссорились, и также очевидно было, что эта их ссора ровно ничего не значит. Сейчас они ссорятся. Через год поженятся. И будут жить-поживать, добра наживать.
Кстати, это, вероятно, не будет для них слишком трудно. Отец его — крупнейший физик, ученый с мировым именем, академик. Что касается молодого Калинникова, то он уже давно привык к легкой жизни за широкой папиной спиной, к отдельной комнате в большой благоустроенной квартире, к достатку, к отцовской даче. Он пользовался этими благами, нимало не задумываясь над их источником, жил бездумно и, по-видимому, расположен был разделить эту бездумную жизнь с Верой Истоминой. Во всем этом не было ничего удивительного, за исключением разве очевидного и разительного несходства судеб и характеров обоих молодых людей.
У Веры за плечами была трудная жизнь, полная лишений и превратностей. Раннее детство в самарской деревне было скудно до нищенства. Отец в четырнадцатом году ушел на войну, да так и не вернулся. В двадцать первом, во время голода в Поволжье, умерла мать. Потом детдом, рабфак, завод, и наконец, в тридцать втором году по комсомольской путевке Вера попала на физический факультет Ленинградского университета.
И вот ей двадцать пять лет, и через месяц-полтора она получит диплом об окончании университета. Потом сдаст осенью экзамены, и она уже аспирантка. Ее полнит желание лететь, мчать в предстоящую жизнь, и это жаркое желание видится во всем ее облике, лежит зримой печатью на ее подвижном лице.
Федор Платонович смотрит в это худощавое, с подтянутыми щеками, с блестящими глазами лицо… Он знает малую долю жизни своей дипломантки, но многое незнаемое угадывается и вызывает желание помочь, поддержать, подтолкнуть. Нынче что-то и еще прибавилось, кажется, но он ничего об этом не может пока знать. Разве что смутно ощущает…
Он подходит к спорщикам, и они умолкают. Останавливается перед ними и говорит, обращаясь к Вере:
— Вы забыли на моем столе книгу.
Федор Платонович протягивает ей книгу, из которой выглядывает веточка белой сирени, и похоже на то, как если бы он принес ей не книгу, а эти цветы.
Она, кажется, и понимает именно так; и он видит это. Она берет крупной смуглой рукой толстую книгу и говорит торопливо и сбивчиво:
— Да… Простите… Спасибо…
