— Можно?
— Да, да, — тотчас отозвался Федор Платонович, стоявший у пыльного окна, выходившего на пестро-серебряную Неву, и повернулся лицом к входящей в аудиторию Вере.
Широкая солнечная полоска соскользнула с подоконника и протянулась по полу прямо к ногам Веры. Вера остановилась возле стола, боясь наступить на этот желто-золотой коврик. Федор Платонович — по другую сторону солнечной дорожки — непроизвольным движением чуть отступил назад. Так они стояли по краям медового мерцающего коврика, который не то соединял, не то разъединял их. Протянулась странно долгая минута.
Она минула, как минует всякая наша минута — долгая и краткая, жданная и случайная, добрая и злая. Она минула, и Федор Платонович медленно подошел к столу.
— Прошу.
Он сделал пригласительный жест, и Вера, с внезапной и вовсе не свойственной ей робостью, опустилась на краешек стула. Она положила перед собой на стол книгу, которую до того держала в руке. Из книги выглядывала веточка сирени — такая живая, такая неожиданная в этой скучной, пыльной аудитории с казенно-коричневатыми стенами, выщербленными пюпитрами, измазанной меловыми разводами доской.
Несколько мгновений Федор Платонович смотрел на сирень, рассеянно улыбаясь, потом неожиданно предложил:
— А нуте-ка, попробуем счастья поискать.
Вера, вытащив веточку из книги, придвинула к нему. Федор Платонович протянул к сирени руку с тонкими длинными пальцами, но, заметя, что кончики пальцев перепачканы мелом, вынул из кармана пиджака белоснежный носовой платок.
— Счастье надо искать чистыми руками.
Он тщательно вытер пальцы и, сунув платок обратно в карман пиджака, принялся перебирать белый цветочный ворошок. Но все цветочки в нем были о четырех лепестках — ни одного о пяти или трех.
— Как видно, нет тут для меня счастья, — усмехнулся Федор Платонович. — А вы что же? Или уже нашли раньше?
Она смущенно глянула в его настороженные глаза и вдруг, подумав о Жоре, сказала запнувшись:
— Еще… не знаю.
Он смотрел без улыбки на белую веточку, которую машинально продолжал поглаживать пальцами. Веточка источала слабый, тонкий аромат. Федор Платонович вздохнул и, отложив ее, сказал:
— Ну что ж. Если ничего не имеете против, приступим.
— Я готова, — поспешно отозвалась Вера и протянула руку к лежавшим на столе экзаменационным билетам.
