Как уже говорилось, производительность труда палеоантропов была довольно высока, а их зависимость от природы была отнюдь не выше, чем наша. Не вяжется с этнографическими данными и гипотеза о «древних войнах» за территорию, охотничьи пастбища и прочие блага. Для психики древних людей вообще были характерны не алчность, а стремление отдать, помочь друг другу. Если велись войны между племенами, то уничтожались не только люди, но и все материальные ценности, им принадлежавшие[134]. «Алчность — не константа истории, — писал Б. Ф. Поршнев. — Она созревала как противоположность и отрицание специфичного для первобытных людей «противоестественного» поведения: стремления к максимальному безвозмездному отчуждению благ. Норма экономического поведения каждого индивида состояла как раз во всемерном «расточении» плодов труда: коллективизм первобытной экономики состоял не в расстановке охотников при облаве, а в угощении и одарении каждого другого… Взаимное отчуждение добываемых из природы жизненных благ было императивом жизни первобытных людей, который нам даже трудно вообразить, ибо он не соответствует ни нормам поведения животных, ни господствующим в новой и новейшей истории принципам материальной заинтересованности индивида, принципам присвоения. «Отдать» было нормой отношений»[135]. Очевидно, причину появления Войны как специфического социального механизма следует искать не в попытках древних людей присвоить себе часть чужого имущества методом военного грабежа, а в чем-то ином.
Неверен и другой вывод марксизма, будто война сохраняется лишь до тех пор, пока не будет упразднена частная собственность. Современники уже стали свидетелями двух войн между государствами, где частная собственность ликвидирована: между Китаем и Вьетнамом, между Вьетнамом и Кампучией. Эти первые коммунистические войны показали человечеству, что ведутся они не менее кроваво, чем остальные.
Но самое главное: «трудовая» гипотеза происхождения Войны совершенно не объясняет нам ни одной из черт, выделенных для анализа. Почему Война возникла как одно из древнейших социальных явлений, как некий механизм, безжалостно истребляющий человеком человека? При этом многим людям приходится преодолевать внутренний барьер, «запрет» братоубийства. Известно, что некоторых солдат на фронте, где истребление врага считается не преступлением, а геройством, неудержимо тошнит при убийстве человека. И все же истребление людьми людей сделалось привычным в обществе, стало составной частью древнейшего ядра социума
