Перед нашим сознанием постоянно стоит великая проблема фундаментальной основы человека, его универсальной сущности. Среди вопросов, которые могла бы решить научная теория происхождения человека и общества, есть и те, которые поставил в свое время Карл Ясперс:
«Каковы первичные мотивы человека, каковы его жизненные импульсы? Что в них остается неизменным во все времена, что изменяется? Могут ли они еще быть преобразованы? Полностью ли они скрыты? Научился ли человек обуздывать эти импульсы только в историческое время или уже в предыстории? Прорываются ли они время от времени или хотя бы в определенных ситуациях, разрывают ли скрывающие их покровы? Когда и как это происходило? Порвутся ли изначальные импульсы с неведомой дотоле силой, если произойдет крушение всего того, во что мы верим и что передано нам предыдущими поколениями? Какой облик примут эти исконные силы?.. Во что они превратятся, если будут лишены возможности выразить себя?..»[3].
Так передо мной во всей своей полноте обнажилась тема исследования, которым я, кстати говоря, занимался и в предыдущие годы, не ставя перед собой никаких целей, кроме познавательных. Посте посещения Освенцима мои размышления совпали с проблемой, которой я отдал все свои силы.
Однако на первых же порах я столкнулся с неожиданностью, которая могла бы удивить любого. Основные трудности проблемы, оказывается, лежат отнюдь не в сфере самого материала, привлекаемого для анализа, не в объективной нехватке данных — их, на мой взгляд, достаточно. Во всяком случае, антропология накопила такое обилие фактов о происхождении человека и общества, каким едва ли располагал Ч. Дарвин, делая выводы относительно всех видов живого на Земле.
Главная же сложность заключается, по-видимому, в чересчур тесной связанности с той или иной идеологией, как бы исподволь и незаметно диктующей свои взгляды на оценку фактов. Теория происхождения человека и общества всегда остается ареной столкновения мировоззрений, поскольку, как заметил Леон фон Берталанфи, «образ человека — это не теоретический вопрос: это вопрос сохранения человека как человека»[4] и поэтому, в конечном итоге, спор между антропологами, принадлежащими разным идеологическим системам, идет о том, какая из них более полно и последовательно служит истинным целям человека.
Не менее важно и другое: предметом пристального изучения становится сам исследователь, оказываясь, по меткому выражению Мишеля Фуко, в «двусмысленном положении познаваемого объекта и познающего субъекта»
