— Куда ведет твой журнализм! — воскликнул друг Тито. — Для того, чтобы написать о кокаиноманах, ты должен сам отравляться…
— Что делать? — ответил Тито. — Со мной могло случиться и хуже. Пифагор, вращаясь среди египтян, был вынужден позволить сделать себе обрезание для того, чтобы быть допущенным к их тайнам…
— В какой газете ты пишешь? — спросил запанибрата бледнолицый юноша.
— В американской, — ответил Тито. — А ты чем занимаешься? — спросил он в свою очередь.
— Ничем, — спокойно ответил бледнолицый. — Кристина на меня работает. Если бы я мог работать без большого напряжения сил, как работает Кристина, тогда я работал бы для нее. Но так как я этого не могу…
Приятель Тито не мог скрыть того удивления, которое вызвало в нем то бесстыдное признание, с которым молодой человек говорил о своей профессии альфонса.
— Ваш приятель удивлен, — продолжал тот, указывая на приятеля Тито, — но в этом нет ничего странного. Что тут особенного? Мы работали с Кристиной на одной фабрике, где было пятьсот женщин. Все они были чахоточные или по крайней мере малокровные. Хозяин фабрики эксплуатировал их. Так как я не мог забрать их всех, то забрал Кристину. Теперь я эксплуатирую ее. Не понимаю, почему я должен быть более презираемым, чем тот, который эксплуатировал сразу пятьсот женщин. Тем более, что работа, которую она сейчас исполняет, не так утомительна, более гигиенична и доходна. Говорят, что это оскверняет чувства. Что за беда? Лишь бы были чистые руки.
— Который час? — спросил Тито, собираясь уходить.
— У меня нет часов. Выдумав часы, человек сокращает дни, а, выдумав календарь, сокращает года: у меня нет ни того, ни другого.
— Мой календарь находится здесь. — сказала Кристина и сделала при этом бесстыдный жест.
— Который никогда не ошибается, — прибавил смеясь ее любовник.
Тито повернулся к приятелю и сказал ему шепотом:
— Первое, что разрушает кокаин — это воля и чувство стыда.
— Разве у этих людей есть еще какое-либо чувство совести, которое можно было бы разрушить? — ответил приятель. — Они хуже так называемых порядочных женщин!
Статья по поводу кокаинистов имела громадный успех. Директор газеты, прежде чем статья эта появилась на видном месте его издания, перевел своему племяннику по телеграфу сто долларов. Сто долларов или тысяча франков, это дает право на звание перворазрядного журналиста. С этим гордым сознанием Тито отправился в автомобиле в свою гостиницу, заплатил за номер, забрал свои пожитки и переехал в элегантную гостиницу на Вандомской площади — «Наполеон», где и снял комнату в четвертом этаже, окнами во двор.
