Нджобо был великим охотником. Он знал эти земли не хуже других и за свою жизнь уже лично убил четырех слонов. Но он был хорошим мбути и никогда не пытался вмешаться, когда шел разговор об охоте в лесу. Он участвовал в таких разговорах, как и любой другой, и если когда-либо оказывалось, что он ведет себя слишком воинственно или чрезмерно настаивает на своем, другие перекрикивали его или осмеивали всем скопом, несмотря на весь его авторитет. Экианга, напротив, был не столь знаменит в племени, и иногда его поступки вели к спорам и ссорам; а кроме того, он имел трех жен (а одна была сестрой другого важного члена племени). Но он был прекрасным охотником, очень выносливым, и тоже хорошо знал местность. Даже на пике своей «непопулярности» он оставался одним из лучших «предводителей» охотников. То же можно сказать и о юноше Никиабо. Едва выйдя из отрочества, Никиабо убил буйвола и тем стяжал себе славу. Он был холостяк, но у него были свои силки, и он принимал заметное участие в беседах охотников. Макубаси, юный охотник, уже успел жениться. Ему оказывали особый почет за отвагу, силу и знание края. Но при всей своей славе никто из четверых, и даже все они вместе, не могли навязать другим охотникам свое мнение при голосовании. Если их мнение отличалось от мнения большинства, их принуждали либо согласиться с общим решением, либо отказаться в этот день от охоты. Никто из четверки не имел даже намека на власть над другими. Они никогда не давили морально, пытаясь влиять на решение – ни из личных соображений, ни ради подтверждения своего авторитета. Иногда говорили только о том, что решение группы должно быть «хорошим», «приятным лесу». Считалось, что те, кто отвергает решение, не хотят сделать лесу приятно, а это нехорошо. Охотник, желая усилить свой аргумент, всегда мог апеллировать к лесу, сказав что, по его мнению, предлагаемое решение будет «хорошо» и «приятно». Впрочем, лишь окончательный вердикт позволял понять, так ли это на самом деле.
Этот пассаж – прекрасная иллюстрация равенства среди охотников-собирателей, при котором воля группы преобладает над волей самых сильных личностей, по крайней мере тех, кто с радостью бы стал доминировать в отсутствие механизмов социального контроля. Решение таких личностей о том, где охотиться, почти наверняка обращено к практическим доводам, а те, в свою очередь, основаны на глубоком знании, то есть на том, что мы ассоциируем с научной мыслью. И тем не менее этот способ мышления неразрывно сочетается с верой в то, что лес способен испытывать удовольствие и эта способность отвечает благополучию группы. Интересно, почему мысль мбути приняла столь «иррациональный» оборот? Разве споры об общей выгоде не должны вестись в исключительно прагматичной и «рациональной» плоскости? Впрочем, ответ должен основываться, прежде всего, на рассмотрении потенциала повышения приспособленности, достигаемой действиями, мотивация к совершению которых формируется альтернативными способами мышления. Как только рассуждение, свойственное научной мысли, перестает считаться единственным способом повысить приспособленность, тогда способы рассуждения, ассоциируемые с религией, уже не презираются и не отбрасываются, а могут по праву изучаться как формы адаптации.
