Фрау Волле и тайна бумажных зонтиков | страница 8

– Бедокурия, Мориц, – прошептала я. – Бедокурия! Папа прислал известие.

Брат удивлённо таращился на меня.

– Мне приснилось, – сказал он, – будто кто-то плакал и стонал. Я был здесь, в этой комнате. Вместе с Фидибусом. Он рассказал мне, как грустил и тосковал по дому, пока сидел на полке у фрау Волле вместе с другими потерянными игрушками. У него сердце разрывалось от горя!

– Ох, Мориц, как может деревянный жираф грустить и тосковать по дому? И сердце у него болеть не может! – сказала я. – У деревянного жирафа нет сердца!

Верхняя губа у Морица задрожала – казалось, он вот-вот расплачется.

– А вот и неправда! У Фидибуса есть сердце! – Мориц крепко-крепко прижал к себе деревянного жирафа. – Уж если у кого и нет сердца, так это у тебя! И никаких известий нам папа не передавал! Ты сама это знаешь! И никакой Бедокурии тоже нет! – Он натянул на голову одеяло. – А вот мне, правда, приснилось, что кто-то плакал и стонал. И Фидибус это тоже слышал! Я точно помню. Это был Себастиан Шнемилх.

На следующий день в школе место рядом со мной оказалось пустым.

Фрау Падберг задумчиво посмотрела на пустой стул, на котором обычно сидел Себастиан Шнемилх, и покачала головой.

– Ты не знаешь, придёт сегодня Себастиан? – спросила она меня.

Я пожала плечами.

– Не знаю, фрау Падберг.

– Странно, он мне вчера твёрдо обещал… – Она не окончила фразу, и та повисла в воздухе. Учительница подняла руку, словно хотела стереть с доски. – Видимо, он заболел, бедный.

Но на самом деле Себастиан Шнемилх не заболел. Это летом-то! На Себастиана всегда можно было положиться на сто процентов. Мы каждый день менялись бутербродами – его с колбасой на мой с сыром. Даже если бы мир провалился в тартарары, Себастиан отдал бы мне свой бутерброд. Он единственный от нас не отвернулся. Ему было всё равно, какая у нас ночная няня и что говорит Зое Зоденкамп.

Отец Себастиана был мясником, так что его бутерброды с колбасой были самыми вкусными в мире. Но Себастиан терпеть не мог колбасу и вообще мясо. Ему становилось не по себе от одного вида висящих на крючках в мясной лавке свиных туш.

– Если бы ты знала, – говорил он. – По вторникам приезжает доставка с бойни. Отец развешивает туши забитых животных на серебряных крюках в холодильной камере и разделывает их острым ножом. Потом он возвращается домой в забрызганной кровью одежде, идёт к холодильнику, достаёт бутылку пива и выпивает, даже не присев. (Себастиана передёрнуло.) Нет, ни за что в жизни не стану я мясником, сколько бы родители меня ни уговаривали! Им меня не заставить!