Он и не смотрел, и не собирался. Он жил с изнуренной молодой женой, четырехлетней дочерью и восьмимесячным сыном, и это видение, безжалостное, как палящее солнце пустыни, вечно стояло перед его покрасневшими от усталости глазами.
Но все же он выпалил:
– Знаешь, Норма Джин, приноси другие стихи, и твои, и твоей мамы. Всегда, в любое время. С удовольствием их почитаю. Это же моя работа.
И так вышло, что зимой 1941 года Сидни Хэринг (он был любимым учителем Нормы Джин во всей ван-найсской школе) стал встречаться с ней после занятий, то раз, то два раза в неделю. Они без устали говорили – о чем же они говорили? – в основном о романах и стихах, которые Хэринг давал Норме Джин на прочтение. Она читала «Грозовой перевал» Эмилии Бронте, «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте, «Землю» Перл Бак, тоненькие сборники стихов Элизабет Баррет Браунинг, Сары Тисдейл, Эдны Сент-Винсент Миллей и, наконец, любимого поэта Хэринга, Роберта Браунинга. Он продолжал «разбирать» ее девичьи стишки (она никогда больше не показывала ему стихов матери, и правильно делала). Однажды они засиделись допоздна, и Норма Джин вдруг спохватилась, что ее давным-давно дожидается миссис Пириг, которой она обещала помочь по дому. И тогда Хэринг предложил ее подвезти.
С тех пор он частенько подвозил ее к дому, стоявшему примерно в полутора милях от школы, чтобы у них было больше времени на разговоры.
Мистер Хэринг готов был поклясться, что это общение носит невинный характер. Совершенно невинный. Девочка была его ученицей, он был ее учителем. Он и пальцем до нее не дотронулся, ни разу. Разве что, распахивая перед ней дверцу машины, слегка касался ее руки – чисто случайно, разумеется, ну и длинных волос тоже. Сам того не желая, вдыхал ее аромат. И возможно, смотрел на нее слишком уж жадным взглядом, а иногда, во время оживленного разговора, вдруг сбивался с мысли, начинал запинаться и повторяться. И сам не желал признаться себе в том, что, когда после этих свиданий возвращался к замученной семье, перед глазами все время маячило прелестное детское личико Нормы Джин, ее улыбка, ее обольстительная фигурка, взгляд ее влажно-синих глаз, всегда чуть-чуть расфокусированный, словно говорящий «да».
Я живу в твоих мечтах, ведь правда? Приди, живи и ты в моих!
Однако на протяжении нескольких месяцев их «дружбы» девушка ни разу не флиртовала с ним, ни разу не намекала на секс. Похоже, она действительно хотела говорить лишь о книгах, что давал ей почитать мистер Хэринг, да о своих стихах, которые он совершенно искренне считал «многообещающими». Если в стихотворении говорилось о любви и адресовано оно было некоему загадочному «ты», Хэринг и предположить не мог, что этим «ты» был он сам, Сидни Хэринг. Лишь однажды Норма Джин удивила Хэринга, и случилось это, когда они затронули в разговоре совершенно новую тему. Хэринг заметил, что не доверяет Ф. Д. Р.
