Ну, а я что. Я подросток, мне положено огрызаться. И я дерзко отвечаю (сама в шоке от своей смелости):
– Может быть, тебе еще и мусор вынести, и мир спасти?
Я-то думала, что мама скажет, что-нибудь обыкновенное, вроде «Да как ты с матерью разговариваешь!» или «Тебе не стыдно вообще?» А она:
– Мусор я уже вынесла. Пару подвигов по спасению мира уже совершила. Если мир подаст сегодня еще сигналы о помощи, так и быть, твоя очередь его спасать. Так что – пока только посуда.
Ммм. Тебе не стыдно вообще, мама? Ты издеваешься? Разве так с детьми разговаривают? Шарахни, что ли, кулаком по столу. Я обижусь, закроюсь в комнате, ну, а ты еще пару часиков повозмущаешься – мол, вырастили тунеядку… Так бы славненько попрепирались бы. А теперь только и остается, что идти и мыть посуду.
Или вот еще был случай. Я учусь в седьмом классе, и вроде бы читать «Онегина» мне еще по возрасту не положено. Но что-то я повелась на мамину провокацию, старею, наверное, теряю легкую юношескую борзость.
Так вот, мама и говорит:
– Котька, давай приколемся!
Как-то сразу сбило меня это слово, «приколемся». Не мамино это слово, а мое и моего поколения, чего она.
– Давай, – говорим мама, – над вашей Верой Борисовной приколемся.
Вера Борисовна – это наша учительница по русскому языку. Над ней прикалываться – себе дороже. Она наших прежних-то заслуг не признает, а уж шуток и вовсе не понимает.
– Давай, – продолжает мама, – ты «Онегина» прочитаешь, вот она удивится-то! Как скажешь ей: «Мой дядя самых честных правил», так все, у нее минут на пять будет легкий ступор.
– А прикол-то в чем? – спрашиваю я.
– Эх ты, – смеется мама, – «Евгения Онегина» в девятом классе проходят. А ты только в седьмом!
А чего, думаю я, дело. Неожиданность – наш конек. И пошла читать «Онегина», а там-то про любовь! Очень интересная книжка, хоть и в стихах. До двенадцати ночи не могла оторваться. Жду теперь случая подходящего, чтобы Вере зацитировать письмо Татьяны – люблю людей шокировать. Вот еще челку в синий покрашу и вперед, «вообрази, я здесь одна, меня никто не понимает, рассудок мой изнемогает, и молча гибнуть я должна…». Маме, кстати, иногда тоже можно что-нибудь такое ввернуть. Короче, Пушкин – вееещь. Надо у него еще порыться, каких-нибудь таких улетных фразочек поискать.
Или вот еще история, тоже про Веру Борисовну.
Мама как-то говорит:
– Хочешь «пятерку» по русскому за просто так получить?
Кто же не хочет, лишняя «пятерка» еще никому не помешала.
