Мэтти смотрела на Флоренс Годден как на чудо. Настоящая кинозвезда, чей пик карьеры пришелся на прошлые времена, когда Мэтти еще не было на свете.
– Дорогая! – вздохнула Флоренс, увидев Хоуп. – Сколько лет, сколько зим!
– Да уж, – ответила Хоуп и обняла свою крестную.
– Как замечательно увидеть всех вас. – Флоренс говорила с естественным английским акцентом, который прятала в фальшивом техасском произношении. – Я уже вижу, что мои мальчики будут счастливы здесь.
Внимание принимающей стороны внезапно усилилось, словно мы следили за теннисным мячом. С заднего сиденья появился Кит, и взгляд Мэтти вдруг сфокусировался, чего я не видела долгие годы. Она почти никогда не считала, что выглядит хуже, чем кто-либо из толпы, и потому появление Кита стало для нее шоком. Мэтти привыкла к обожанию, она обладала совершенными формами, длинными ногами, огромными глазами и обалденными губами, так что и мужчины, и женщины, завидев ее, останавливались и откровенно таращились.
Но Кит Годден был иным: золотистая кожа, густые золотисто-каштановые волосы, ореховые глаза с золотистыми крапинками – своего рода золотая греческая статуя, воплощающая юность. На нем была старая белая рубашка поло с крокодильчиком на левой стороне, мешковатые шорты цвета хаки и шлепанцы. Его длинные волосы походили на змей Медузы, и он то и дело отбрасывал их назад.
Как мне запомнилось, он весь светился. Я могу закрыть глаза и увидеть, каким он тогда предстал перед нами: кожа такая, будто он провел долгие часы, поглощая солнечные лучи только ради того, чтобы снова вернуть их миру. Его голос тоже был золотым, низкий и чувственный, а не брюзгливый, как у нас.
Кит Годден обратил взгляд на каждого, улыбаясь при этом солнечной улыбкой. Его голос был полон уверенности, и все слегка наклонились к нему, чтобы слышать лучше.
Мэтти представили первой, и Кит торжественно предложил ей руку. Я ожидала вспышку молнии из-за соединения жара и холода или же, по крайней мере, землетрясения. Секунды за четыре он очаровал ее практически до смерти.
Наше волнение зашкалило.
– Хьюго, дорогой, ты где? – Флоренс склонилась над «Мерседесом» и сняла очки, высматривая в темном углу машины своего второго сына, нашла его, ухватила за кисть, так что он наконец вышел на свет, коричневый и довольно обыкновенный. Он слегка горбился, был выше и тоньше брата и сложен не так атлетически. На нем была простая голубая майка, джинсы и белые кроссовки. И ничего больше: ни тебе причудливого кардигана, пиджака или бейсболки, ни рубашки с логотипом. Его лицо казалось немного расплывчатым, руки были засунуты глубоко в карманы, голова отворачивалась от мира, и потому было трудно толком разглядеть его. Он казался костлявым и неловким, с большими локтями и коленками, словно молодой грейхаунд.
