Мы подкатили к зданию управы. Мандарина оборвала свой монолог, проверила в сумке видеокамеру, которую взяла на случай сбора компромата, и спустя минуту-две мы уже входили в приемную Объектова. Как и следовало ожидать, Объектов был носителем говорящей фамилии. За столом сидел скорее объект, нежели живой человек Его серый костюм, накрахмаленная рубашка и модный широкий галстук топорщились, надетые на крупные формы, покрытые загаром. Он ощутил артистическое вдохновение в присутствии двух дам, нажал под столом кнопку камеры наблюдения и начал представление. Хохотал нам в лицо, выслушивая мольбы помочь сохранить деревья от порубки, затем резко менял выражение лица на глубокую задумчивость, изображая мыслителя, когда мы просили восстановить уничтоженную пешеходную дорогу. Наконец мы добрались до истории с переходом, рассказав о погибшей там женщине. (Ее имя и особенности моего с ней контакта я держала в тайне даже от чуткой Мандарины.) «У нее почку забрали! — выкрикнула вдруг я, испугавшись собственного голоса. Для меня самой это тоже стало неожиданностью. Информация о почке окончательно сформировалась в моем сознании. Я ясно увидела тело Лизы на столе патологоанатома, который делал надрез на ее левом боку, затем он вынул орган, передал тут же стоящей рядом помощнице, а она поместила его в металлическую коробку и отправила в морозильник. (Мой сон в день похорон Лизы оказался вещим). «Ее использовали в качестве донора! — констатировала я гневно, — родителей даже не искали, у нее же есть какие-то родители!». К этому моменту депутат понял, что исчерпал весь набор мимических красок, и сказал по-простецки: «Девчонки, вы о чем? Милиция приезжает ночью, видит кучу из костей и мяса, — какие родители?» Заметив, что мы с Мандариной притихли, и приняв это на счет своей убедительной игры, продолжил уже нараспев: «А есть еще живые люди, которые ждут донорскую почку, сердце, печень…» Он сделал паузу, припоминая анатомический атлас: «…селезенку, поджелудочную железу…» И ничего больше не вспомнив, закруглился: «Их жизнь зависит от доли секунд!» Но серьезная беседа его утомила, и он снова принялся хохотать, очевидно, для снятия стресса. Наконец, он признался, что все решают деньги. Последнее заявление Объектова вызвало у меня страстное желание задушить его прямо тут, в кабинете. Плохое желание, знаю, и запрещенное по всем законам, особенно экстрасенсам — можно материализовать желаемое. Но, каюсь, меня, как и всех простых смертных, охватывала порой жажда быстрой расправы и мести. Я представила, как мы с Мандариной приканчиваем его и потом торгуем целым набором отборных органов Объектова, прямо во дворе управы. Мои мысли, очевидно, были столь выразительны, что Объектов, проведя инстинктивно рукой по своей шее, одарил меня недобрым взглядом. Я кивнула: правильно понял.
