Узнал также, что информация о громком случае угона боевых кораблей из столичной системы директората разошлась и по соседним странам; стало известно об этом и в республике. Я смотрел видео, как всё происходило: да, там бойня была, и корабли, с искинами которых я поработал, прорвались и ушли. Республиканцы считали, что диверсия на базе флота – это месть наших диверсантов, поработавших в столице директората. Пусть и дальше так считают.
Я всё ещё не достиг планки минимума для сдачи на сертификат, хотя и приблизился к нему: ещё два раза по десять суток – и можно будет сдавать. По этому пакету требования выше, чем по сертификации пилота-универсала малого корабля. До конца отпуска оставалось пять дней, так что я потратил два дня на освоение изученного: по шесть-семь часов зависал в пилотском тренажёре биржи наёмников, неплохо начало получаться. Платил из своего кармана.
А потом я снова на трое суток отправился на курорт, после чего прибыл на новую базу флота свежим, загорелым и отдохнувшим. На уничтоженной военной станции – вирус рулит! – располагалось множество служб, включая и подразделения разведки нашего 3-го флота. И так как подрыв произошёл в самый пик рабочего времени, то погибших было множество.
За месяц моего отпуска погибшие структуры и подразделения развернули снова, уже на другой базе, некоторые с нуля. Это касалось и штаба разведупра. Так что когда я по окончании отпуска прибыл к месту службы, многие сначала и не поняли, кто я и что мне нужно. Оказалось, с уничтожением базы и архива обо мне забыли. Кадровый отдел со своим архивом тоже погиб. Теперь стало понятно, почему обо мне не вспоминали и даже не допрашивали меня в связи с подрывом базы.
Я скинул им несколько заретушированную запись моей беседы с капитаном-кадровиком о том, что отпуск я получил после выполнения задания. На меня быстро оформили новое личное дело. Вскоре выяснилось, что я был под следствием, но доказать ничего не смогли. И в связи со всеми этими изменениями я подал прошение о переводе меня из разведупра в другое подразделение. Дело оформлено новое, и запрета на перевод уже не было.
Командир из кадровых разведупра, не раз бывавший на заданиях, а теперь переведённый на штабную работу, прямо спросил, что мне у них не нравится.
– Отношение, – ответил я. – Знаете, как-то больше не хочется восстанавливаться в реаниматоре после допросов в СБ, на которых тебя в отбивную превратили. И сдали меня вроде как коллеги по службе, а потому доверия у меня к вашим сотрудникам нет и уже не будет. Так о каком совместном выполнении заданий может идти речь? К чему проблемы множить?
