Черные с синеватым отливом глаза показали, что Луанда все понял. Но он все же захотел уточнить и некоторые обстоятельства. То есть одно слово заинтересовало Луанду: командировка. Как мог, объяснил я ему это слово, означающее поездку с команды начальства. Он раскрыл записную книжечку, записал.
— Желудок не болит, Луанда?
— Не болит. Молоко дают, сметану.
— А дома у вас как, чисто?
— Чистота, порядок, самообслуживание — три раза провел рукой Луанда. Эти три слова запомнились ему вместе с моим жестом.
— Хорошо, Луанда, вечером проверю.
Он на один год старше меня, Луанда. Но таковы уж наши, педагогические порядки. Обучение — значит требовательность к воспитаннику и забота о нем. Все вместе. Луанда и Артур это хорошо усвоили, на нас не в обиде.
— Что пишут в газетах, Луанда? — спрашиваю, намыливая лицо.
— Трудно теперь у нас. Письмо получили. Может придется ехать домой.
— Когда надо, вас позовут. А сейчас учитесь. Старайтесь.
Луанда и Артур учатся на водителей тепловозов. Мы еще поговорили о работе, о практике. Но вскоре я заметил, что хитрый человек мой Луанда. Хитрит. Разговор использует для практики в русском языке. Я сказал ему, что поговорим в общежитии, после работы. И отпустил его на урок.
Когда звенит звонок, я люблю выходить в коридор. Побродить среди пацанов, потолкаться в их толчее, хотя мой сан мало оставляет мне такую возможность: увидев меня, они расступаются.
— Здрас-с-сть…
— Здрас-с-сь…
Я поворачиваюсь направо, налево.
— Здравствуйте, Юрий Иванович! — четко и довольно бесстрашно, чтобы не сказать панибратски-бесцеремонно, подступает ко мне Стасик Кирсанов. С практики заглянул. — Завтра у нас, во Дворце, соревнования, Юрий Иванович. Приходите поболеть, Юрий Иванович.
Я кивнул. Хорошо, приду, поболею. Из правонарушителей парень. Из бывших. Но училище, спорт, кажется, формируют из него человека. Что-то просвечивает важное. Прямота, честность. Наши строгие требования его не пугают: шестым чувством угадывает, что мы его, нового, с развивающимися в нем новыми черточками, любим. И любимым учителям он безоговорочно платит своей признательностью.
— С приездом, Юрий Иванович! — химичка уютно устроилась между мной и Стасиком Кирсановым, так что мне пришлось переместиться в сторону, чтобы не утерять его из виду. — А вот я как раз насчет Кирсанова, — она нисколько не растерялась. — Не учит уроков. Представьте, не учит. И на уроке сидит с таким видом — мне одолжение делает.
Не глядя на Стасика, я видел его боковым зрением, видел, как вспыхнул он, как сжал в негодовании кулаки. И ушел, громко бухая каблуками.
