В картонной коробочке чистая бумага. Карточки. Шариковая ручка, папка для поступающей корреспонденции, телефонные аппараты — вот все Асино хозяйство.
Но поглядеть, с каким изяществом она им распоряжается, так заглядишься на нее, залюбуешься. Деловито и обстоятельно отзываясь на всякий вопрос, на телефонный звонок, вообще ведя дело с достоинством, она вдруг возьмет улыбнется — именно вдруг, просто так, от ощущения молодости ли, от счастья ли все видеть и все чувствовать, а может быть, и от понимания значительности своей работы — возьмет улыбнется — и в груди у тебя тотчас объявится ощущение весны и прочих всех радостей.
Улыбнувшись Асеньке для порядка, я принимаю осанку делового человека, киваю на фанерованные под дуб двери начальника:
— У себя?
— Угу, — сказала Асенька, приопустив глаза и затаенно вздохнув над, возможно, только что возникшими размышлениями. — Господа иностранцы у него.
Обучение иностранцев рабочим профессиям — не ахти какая новость, но сообщение остановило меня уже у двери. Принесла нелегкая.
Ася достала зеркальце, отворотясь к окну, поправила красивые волосы и, пренебрегая ли моим присутствием, вовсе ли принимая меня за неодушевленный предмет, наравне со столом, со стульями, с креслом, обитым коричневым дерматином, стала глядеться в зеркальце. Но я встретил ее пристальный взгляд оттуда, именно из зеркальца. Золотистый глаз ее улыбнулся.
— Что привело, Юрий Иванович, какие заботы? — поинтересовалась с участием.
— Гулякин вызвал. А вообще-то я хочу в отпуск.
— Прямо сейчас?! — испугалась Ася. — Нет, не отпустит, — прибавила довольно уверенно.
— Надо, понимаешь. — Просящие нотки обращены были к ней, будто она и решает, отпускать человека в неподходящее время в отпуск или не отпускать.
Но мне действительно надо. Как это объяснить коротко?
— От друга письмо получил. В гости едет. Взывает к совести, требует, чтоб и я тоже взял отпуск. Понимаешь?
Она кивнула замедленным, важным кивком, со вздохом сочувствия даже и глядела, тем не менее, как взрослые глядят на ребенка, капризного и неразумного: ну, серьезно ли с такими мотивами — в отпуск?
Так слово «друг» тебе не говорит ни о чем, милая Асенька? Или уж рассказать, кто такой этот друг, приславший письмо, чтобы понятнее стало, почему его мнение, короткое, как команда, не могло игнорироваться в прошлом, не может быть обойденным и теперь? О нем, о Борьке Попе? Или рассказать сразу обо всей о девятой группе, известной своей товарищеской солидарностью, где этот самый Борька Поп играл не последнюю роль? Об этом тебе рассказать, прямо сейчас, хотя бы с пятого на десятое, потому что управленческие снуют один по одному, озабоченно протягивают все срочные, как уверяют, бумаги?
