Он не был уверен, что собирается делать дальше, он никак не мог убить еще одного полицейского, это было бы слишком очевидно. Но волнение от последнего убийства будет трудно превзойти. Барроу такой маленький городок, что казалось, будто все знают друг друга, и если не знают тебя, то знают твоих родственников.
Ну, они не узнают его, потому что все, кто мог мертвы. Единственным человеком, который помнил его, был священник, потому что он никогда не сможет забыть. Сложно забыть, как убил девятилетнюю девочку и ничего не сделал, пока ее мать перерезала себе вены. Неужели он действительно думал, что все осталось в прошлом? Формально убийство сошло ему с рук, но Шон позаботится о том, чтобы он заплатил за это, так или иначе.
Подождем, пока священник вернется домой и обнаружит сюрприз, ожидающий его в спальне. То, что тот мужчина был племянником священника и остановился у него, стало чистой удачей. Шон надеялся, что его обнаружат не раньше, чем через несколько дней, когда труп в постели раздуется и начнет гнить. Тогда он, наверняка, сможет снова пережить сегодняшний день.
Когда инспектор отпустил его с места преступления, он вернулся в участок, чтобы закончить смену, заполнить журнал и сдать рацию и газовый баллончик. В участке царила тишина; казалось, все говорили шепотом.
Он пытался придумать предлог, чтобы пойти в офис уголовного розыска, просто чтобы посмотреть на шок, который будет запечатлен на их лицах, но у него не было подходящей причины. Обычно он туда не заходил, поэтому не хотел вызывать подозрений. Вместо этого он сел за компьютер в актовом зале и начал загружать журналы вызовов.
Если у него когда-нибудь будет возможность, он распечатает его и заберет домой, чтобы повесить на доску. Приятно будет почитать перед сном, когда ему станет скучно. А пока ему придется довольствоваться тем, что он будет читать его на экране и купаться в лучах славы.
29 июня 1984 года
13-00
Джон закончил телефонный разговор с отцом Робертом, положил трубку на рычаг и накрыл голову руками. Он понятия не имел, сможет ли это сделать, но знал, что должен постараться ради Софи.
Его детский страх всегда был с ним, засел в глубине разума, как заноза, до которой он не мог дотянуться, чтобы вытащить и облегчить боль. Воспоминания о том, как он жил двенадцать лет до того, как человек-тень поглотил его, были расплывчатыми, будто тот опустошил его разум от всех счастливых времен — высосал его досуха.
