«Надо быть аккуратней, — подумал я. — Сейчас все книжки и все тетрадки оберну бумагой и буду менять обертки каждые полмесяца».
Сколько я себя помню, всегда в начале учебного года мне приходят в голову подобные благородные мысли и мне хочется быть таким, как Костя. Вот он умеет быть аккуратным. Его книжки в конце учебного года выглядят даже новей, чем были вначале.
— Вот посмотри, — говорил он мне бывало. — «Химия». Ты же знаешь, как я не люблю химию. Но я беру в руки учебник, он чистый, приятный, и мне хочется его открыть. А если бы он был весь в кляксах, замызганный, как у тебя? Да я бы сроду не готовил уроки по химии.
— Да, да, — говорю я. — Теперь все будет по-другому.
Но терпения у меня хватает ненадолго.
— Папа, можно к тебе?
— Ты же видишь, я работаю.
— Сделай перерыв, а то у тебя будет переутомление.
— Ну хорошо, — говорит папа, — только свари мне кофе.
— Это который раз сегодня?
— Первый, первый! Тоже мне контролер-общественник.
Я иду на кухню и ставлю воду.
Вот уже две недели папа все вечера просиживает за столом. Иногда я просыпаюсь в два часа ночи и слышу, как трещит арифмометр. Он что-то пишет, чертит, считает, и кружка кофе всегда стоит у него на столе. Иногда слышно, как папа поет «Бригантину». Это значит, что у него что-то получилось. Но «Бригантину» он поет редко. Чаще уже поздно вечером он зовет меня к себе и, расставляя шахматы, начинает жаловаться.
— Полный маразм, — говорит он, — ленивый, глупый мозг. Только постоянной работой, постоянным напряжением можно держать себя в приличном состоянии.
— А это трудно, да?
— Почти так же трудно, как тебе хорошо учиться. Эх, где твоя машина, Родька? Пусть бы она нашла мне новую профессию. Ты знаешь, чего мне не хватает на работе? Как ни странно, напряжения. Пока завод был нарождающимся, у меня не хватало ни рук, ни головы. А теперь все налажено, все движется само собой, и три четверти мозговых извилин у меня постоянно ничем не заняты.
Каждый раз, когда папа так говорит, я вижу, что он серьезно расстроен. Мне хочется его утешить, но утешать я не умею. Насколько легче разговаривать с человеком, когда у него хорошее настроение.
Но когда у папы хорошее настроение, он яростно трещит арифмометром, большими шагами ходит по комнате и гонит меня одними и теми же словами:
— Пошел вон! На меня накатило. Уйди, Родька! Зашибу чернильницей.
Я еще нарочно сварил не очень крепкий кофе. Хотя папа и говорит, что у него нормальное давление, но я этому не верю. Сейчас у всех взрослых людей давление повышенное и потреблять слишком много кофеина им ни к чему.
