Без труда, раза два только спросив дорогу, я нашел Товарищеский переулок и тот дом, номер которого Костя указал в обратном адресе. Недалеко от дома была булочная. Вот сюда, наверное, они ходят за хлебом.
В булочной пахло свежим, горячим хлебом.
— Вы крайний в кассу?
— Нет, я просто так.
— Ишь ты! Так! Знаем мы вас, шантрапа проклятая.
Сердитая большая старуха в синей железнодорожной шинели сильно толкнула меня локтем и переложила в другую руку свою розовую пластмассовую корзину.
Наверное, она подумала, что я жулик.
От запаха хлеба мне опять захотелось есть.
Я отошел к большому чуть запотевшему окну и вдруг увидел папу.
Он стоял на противоположной стороне улицы, совсем недалеко от Костиного дома, и делал вид, что читает газету.
Он стоял долго, минут, наверное, сорок. А потом посмотрел на часы, положил газету в карман и быстро зашагал в сторону метро.
Хотя я его сразу узнал, и шапку его, и пальто, но когда он уходил, то со спины мне показалось, что это кто-то другой. Неужели он такой старый? Неужели он так горбится?
Рядом со мной стоял какой-то мальчик и ел булку. На руке у него были часы. Я посмотрел. Было уже около трех.
Когда я пришел в гостиницу, папа сидел а номере и брился, сидя перед зеркалом, которое высоко и неудобно висело на стене.
— Обедал?
— Не очень.
— Сейчас пойдем поедим. Ну как насчет подарка?
— Нормально. Только я не знаю, может, тебе не понравится. Сейчас отдать?
— Ты истратил все деньги?
— Конечно.
— А что ты купил?
— Пневматическую мясорубку. Знаешь, как удобно. Раз, два — и уже котлеты.
— Нет, серьезно.
— Это секрет.
— Деньги у нас летят, как птицы.
— Не хватит на обратную дорогу.
— Хватит. Сегодня пойдем в оперный театр. Советую тебе почистить ботинки.
— А чем?
— Там, в коридоре, сидит чистильщик. Возьми пятнадцать копеек и ступай.
Настроение у папы было неважное.
Я незаметно положил пакет с чашкой и блюдцем под свою подушку и пошел чистить ботинки.
Чистильщик, молодой еще, очень черноволосый мужчина, глянул на мои ботинки и сказал:
— Новые покупать надо.
— Это не так просто.
— Почему?
— У меня ноги особые. По семь пальцев.
— Врешь! — Чистильщик посмотрел на меня с недоверием и улыбнулся.
Я тоже улыбнулся. Было в нем все-таки что-то приятное.
— Ну-ка покажи, — папа внимательно оглядел мои ботинки. — Великолепно! Высокий класс! Фли-ибустьеры и авантюри-исты…
Чисто выбритый папа преобразился. От плохого настроения не осталось и следа. «Бригантину» он поет только в лучшие свои минуты.
