Трон уплывал из-под холеного, тяжелого тела Йозефа Тисо. Последней надеждой был новый главнокомандующий. К нему и обратился президент с вопросом: что делать?
— Почему бездействует армия, когда у нее под носом лесные оборванцы оккупируют города и села?..
— Не бездействует, господин президент, а действует против нас! — как упрек министру внутренних дел бросил Туранец. — Свидетельство тому нападение на военную миссию и лояльность командующего первой словацкой дивизией подполковника Гольяна к партизанам.
Министр внутренних дел удивленно посмотрел на главнокомандующего.
— Откуда такие вести о Гольяне? — удивился Шане Мах, уязвленный тем, что не он сообщает об этом президенту.
— Уж, конечно же, не из вашего ведомства! — буркнул Туранец.
Президент посмотрел на Шане Маха тем кротким спокойным взглядом, за которым министр всегда угадывая роковой приговор главы государства, и, обратившись к Туранцу, спросил, как он собирается наводить порядок в Средней Словакии, станет ли дожидаться, пока партизаны возьмут и Банска-Бистрицу.
— Завтра же вылечу туда сам! — категорически заявил Туранец.
Слово «сам» у него прозвучало так, будто бы оно означало полный порядок, настоящий «орднунг».
На следующий день главнокомандующему вылететь в Банска-Бистрицу не удалось. Пришлось заняться не менее важными делами в самой Братиславе.
В столичном гарнизоне появились партизанские агитаторы. В дивизии, которая с часу на час ждала немецкого командующего, чтобы двинуться на партизан, как эпидемия, началось повальное дезертирство. Словацкие солдаты не хотели воевать со своими братьями, поднявшими знамена свободы, и перебегали в горы.
Новый главнокомандующий, облеченный властью и военного министра, решил показать, что достоин таких высоких полномочий. Столичный гарнизон он, долго не задумываясь, разоружил. Солдат угнал на восточный фронт, а большую часть офицеров — в немецкие концлагеря. Место расформированного гарнизона заняли гардисты — глинковские молодчики эсэсовского типа.
Не знал генерал Туранец, что расформированием Братиславского гарнизона он подрубил сук, на который еще не успел как следует усесться.
