— Это правда?! — чуть не вскричал Денис. И устыдился своей радости: ведь он так и не извинился перед Олей, а она ему рекомендацию…
— Конечно! Ты же хороший парень, рабочий от станка…
Громкие звуки туша не дали досказать Оле. Под гром оркестра и аплодисментов всего зала секретарь подошел к первому в шеренге высокому парню и, вручая билет, долго и сильно тряс руку. Парень сиял, как именинник, сверху вниз влюбленно лыбился маленькому, рядом с ним, секретарю. Когда очередь дошла до толстушки с косичками, Оля снова не удержалась от восклицания:
— Бедняжка, она так счастлива, что вот-вот заплачет!
Зал аплодировал, беспрерывно гремел духовой оркестр, звучали имена новых комсомольцев. Потом снова говорил секретарь. Рассказывал о боевых делах комсомольцев в городе и на фронте, в деревнях и селах губернии, где велась жестокая борьба за хлеб, за каждую десятину земли, отнятой у помещиков, и зал жадно ловил каждое его слово.
И снова разразился аплодисментами, когда секретарь объявил:
— Слово для сообщения о международной и военной обстановке имеет председатель Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов товарищ Антонов!
И уступил место высокому худощавому человеку в пенсне.
— Товарищи комсомольцы! — заговорил тот негромким, но приподнятым голосом. — Только что получена телеграмма из Москвы: наша Пятая Красная Армия под командованием товарища Фрунзе разбила передовые части Колчака под Самарой и гонит его дальше!
Несколько секунд в зале было тихо. И вдруг буря оваций взломала тишину, выплеснулась в открытые двери и окна, взметнулась под высокие своды зала. Денис, покрывая ликующий рев многих десятков глоток, прокричал Оле:
— Там отец мой, батя мой там воюет!
Вместе со всеми хлопал в ладоши и товарищ Антонов. Стоя за столом, неистово аплодировала товарищ Раиса, и секретарь, и военные музыканты.
— Но это еще не все, товарищи. Наша Вторая Красная Армия выбила врага из Перми… — продолжил было товарищ Антонов, когда рукоплескания и крики несколько стихли, но новый взрыв радости не дал ему говорить. Оркестр взмахнул трубами, заиграл туш, вызвав еще больший восторг собравшихся. Казалось, это было первой, но щедрой наградой измученным и голодным людям, день и ночь отдававшим себя труду и опасностям, самоотверженно и смело идущим на смерть и лишения во имя далекого, незнакомого, но светлого будущего.
11
Было уже далеко за полночь, когда Денис и Оля покинули опустевший горком и вместе с другими парнями и девушками направились полутемной улицей к центру. В голове все еще гремели овации и голоса ораторов, звучали вальсы и краковяки, огневые, зовущие слова «Интернационала». Смеялся Денис. Смеялась Оля. Смеялись каждому редкому огоньку в окнах, каждой колдобине или кочке. Оля дурачилась. Толкала Дениса в сугроб, сбивала с шага, а то вдруг убегала вперед, звонко, на всю улицу хохоча и увертываясь от его потешно раскинутых рук, швыряла в его разгоряченное лицо снегом. И снова шли рядом, рука в руке, полные задора, энергии, радужных чувств.
