Санин, польщенный похвалой, скромно уводил глаза от прямого, восторженного взгляда товарища Раисы, но и не возражал ей. И только когда та спросила о возможных сроках окончания работ, запальчиво заявил:
— Крышу, я полагаю, к тому выходному прикончу. Раньше бы мог, да прогоны у ферм заменять пришлось, подопрели. А там печки сложу и за стены возьмусь. Тепло будет — штукатурка легче пойдет. Так думаю, что к марту, а то и к числу двадцатому февраля справлюсь.
— Молодец! Молодчина! Да ты и впрямь настоящий герой! — И вдруг, все еще улыбаясь, тихо заметила: — И говоришь-то будто владыко какой: «Я сделаю, я прикончу…» Слово-то какое: я!
— А как же! — самодовольно, не замечая грустной складки в улыбке девушки, воскликнул Санин. — Я делаю, они — исполняют.
— Вон как!
— Ага, так. Вчерась трое плотников не пришли, а балки все одно, гляньте, на месте лежат. Кто, они нешто их уложили? Или не так?
Улыбка окончательно сошла с лица товарища Раисы. Здоровый глаз ее потемнел, уперся в Санина.
— Что балка — это так, а что ты их уложил — другие их уложили. Люди! Не нравится мне у тебя это «я», Санин…
— Так ведь я же так, пошутковал малость. Я, товарищ Раиса, нешто не понимаю…
— А понимаешь, — перебила она, — тогда еще хуже. Сегодня пошутковал, завтра и впрямь себя владыкой почуешь. Ты эти буржуйские шутки брось! Твое, мое — у нас не в почете. Вот когда ты научишься свое добро всеобщим считать — тогда и люди тебя сами почтут, добро твое не забудут. А в деле ты молодцом. Молодчина! Я тебя теперь так не оставлю, учти! Ну, не серчай, владыко, да слово свое держи. Я, будем считать, тоже пошутковала малость.
Последние слова товарища Раисы больно кольнули сердце Дениса, будто не Санину, а ему она бросила это «владыко». Санин присвоил себе труд людей, товарищей по заводу. Он же, Денис, присвоил себе, спрятал от людей, тех же товарищей по заводу, зотовское богатство. Вот и косятся на него, как на Титыча, поговорить по душам с ним и то избегают. Чем же он лучше Санина? Но почему он, Денис, должен раскрывать тайну, если этого не делают другие? Разве ни у кого больше нет своих секретов? Говорят же про маляра Ирохина, что он что-то добавляет в краску, отчего и глянец лучше, и краска сохраняется дольше. А про модельщика Позднякова даже в газете писали, что его клей лучше фабричного склейку держит. А про сам клей, про то, как его делает, — ничего! В газете! Зачем же все: и директор, и мастер цеха, и токаря добиваются от него, Дениса, секрета? И вот теперь товарищ Раиса говорит: «Когда научишься свое добро всеобщим считать — тогда и люди тебя сами почтут, добро твое не забудут». А как бы на его месте поступила она сама? Отдала бы она свое счастье людям?..
