Моисей встал в полный рост, не стесняясь лохмотьев, и направился прямо к пастушкам. Хотел, ой как хотел, после долгих дней одиночества облегчить душу приветливым разговором. Но был еще слаб телом от смертельной жажды и тяжелого перехода. И рана на ноге кровоточила. Пришлось на миг прислониться к стройной пальме, закрыть глаза и дух перевести.
Да только видать опять впал в беспамятство. Потому как, очи открыв и по сторонам осмотревшись, обнаружил, что девушек с отарой рядом уже нет. Вместо них чуть в стороне от колодца стоял небольшой караван верблюдов. Что-то знакомое было в тех животных, особенно в последнем — с песочно-светлой шерстью.
Напряглось и сжалось холодным комком у Моисея в желудке. Признал он верблюда — верного напарника всего три дня назад. Рядом три верблюда стражников и четвертый — груженый товаром. Тех самых коварных стражников, что пытались его убить! Значит, он обогнал караван, первым пришел к следующему колодцу! Стражники, видать, пережидали песчаную бурю в предыдущем оазисе и на день припозднились! Да вот же и они, прямо за пальмами!
Три крепких воина в тот самый миг задорно смеялись с черновлаской, приглянувшейся Моисею.
Опять неприятно кольнуло изнутри. Где-то он уже слышал такой смех. Какое-то нехорошее воспоминание было с ним связано. Моисей осторожно приблизился к молодым людям, кривясь от каждого шага, отзывающегося болью во всем теле. А потом, укрытый кустами и зелеными деревьями, тихонько высунулся и пристально посмотрел в лица караванщиков. В глазах стражников Моисей увидел похотливый огонь, как у Бакенхонсова покойного сына. Услыхал Моисей, словно наяву, мольбы Мариам в Уасетском саду. Только не стояла больше в очах кровавая пелена — ясен оставался рассудок. Зато руки не чувствовали молодецкой силы. Вместо нее в изможденном теле переливалась такая боль, что каждое движение заставляло зубы с силой сжимать, чтобы на крик не сорваться.
Моисей опустился на землю, царапаясь спиной по шершавому стволу. Но ссадины остались незамеченными его сознанием, потому как душа рвалась на две части. Одна стремилась вперед — защитить понравившуюся девушку и восстановить справедливость, а вторая удерживала на месте, утверждая, что слаб он и немощен для подвигов.
Неужто не удастся помочь приглянувшейся красавице? Чувствовал Моисей, что если не сделает ничего, то навеки предаст память Мариам. Получится тогда, что все жертвы были напрасны. И то, как Мариам спасал от хозяина, как скрывался за тридевять земель от царского гнева, как вырывался из жаркой пустыни. А когда встретятся, не сможет Моисей открыто в глаза любимой посмотреть. С другой стороны, если ринется беспомощный на крепких стражников, тем более не видать ему Мариам…
