Экипаж с облегчением вздыхает. Вдоль кубриков и под мешаниной труб лежат ящики с едой и разной мелочевкой. Такие, что в одиночку можно переставить. Но это все лучше, чем проклятые запчасти.
Еще час народ суетится, натыкаясь друг на друга и пихаясь острыми углами. Наконец, после очередного “тетриса” Штырь перестает хмуриться и убирает лапы со штурвала. Все — лодка идет ровно, без вмешательства со стороны.
— Свободны, салаги! И только попытайтесь мне коку барахло выдавать с одного борта, заставлю заново все перекантовывать!
Убедившись, что одну проблему удалось спихнуть, матросы испаряются, дабы не отловил еще кто страждущий. До следующего приема пищи нужно стать призраком. И только Юнга недоуменно вертит башкой, пытаясь понять, куда все исчезли. Именно его и замечает доктор, высунувшись в коридор.
— Эй, ты! Ползи сюда, задохлик… Значит, мне нужно бинты перемотать. Поэтому встаешь сюда, держишь так и лапы не отпускаешь. Понял?
Через два часа Юнгу выталкивают обратно. Лапы у него заколдобились и не шевелятся вообще. Так и ходит, натыкаясь на все вокруг…
Далеко на востоке начинает медленно алеть краешек неба. Высунув нос наружу, шаман дергает капитана за штанину:
— Проходим границу, дальше нейтральные воды.
— Будто я не знаю, — вздыхает огромный орк в ответ, щурясь на затухающие звезды. — По правую руку Щербатый остров, слева в тумане был Приют Висельника. Все, теперь на мягких лапах… Глаз, что сверху?
— Чисто пока, босс. Но как я помню, скоро вон там рейсовый бородачей поползет. Если замешкаемся, могут след заметить.
— Это нам ни к чему… Накопители под завязку, продышались, пора и честь знать… В отсеках!
Из дыры под ногами долетает: “Товсь!”
— Приготовиться к погружению!
Пропустив Острый Глаз вниз, капитан с неожиданной грацией исчезает следом в чреве люка. Тяжело хлопает крышка, взвизгивает кремальера. Потяжелевший нос начинает зарываться в волны. Не успевает ночь уступить место предрассветным сумеркам, а подлодка уже исчезает под водой. Теперь, после раннего ужина очередная смена займет свои места, бесшумными тенями слоняясь при свете слабых сигнальных ламп. По привычке подводники даже храпят бесшумно, чтобы не выдать себя лишним звуком.
Ночь уходит, а вместе с ней исчезаем и мы, оставив после себя мутные клочья пены.
Наступает время сна. Время, когда капитан будет грезить наяву, пытаясь отловить пробегавшую мимо мысль. Мысль, как именно наш удачливый экипаж вцепится в глотку “Толстухе Берте”.
