. Север, юг и опять север; сколько раз он возвращался, нагруженный шкурами убитых животных, загорелый, гибкий, легкий, словно хищник в тропиках после долгого голодания, и снова уходил, гонимый своим неукротимым — до сих пор — темпераментом, то на восток, то на запад, по широтам и долготам годов, войн, оружия, незабытых и незабвенных женщин, которых он любил на берегах океанов и под снежными вершинами гор…
Он возвращался — усталый, пресыщенный, умудренный, но, как и раньше, прямой и сильный, и его синие бесхитростные глаза по-прежнему зорко всматривались в море, освещенное утренним солнцем. Вот так же зорко и в то же время небрежно он мог бы — всего лишь несколько недель спустя — вглядеться, чуть прищурившись, в сигару своего смуглого почитателя и, громыхнув охотничьим карабином над яркой зеленью газона, ко всеобщему восхищению гостей, снести пламенеющую под самым носом его арабского превосходительства алую звездочку.
Мог бы!
Ни малейшей дрожи не пробегало по крепким мышцам его рук и массивных плеч, покачиванье яхты отдавалось лишь в широко расставленных ногах. Он не сознавал своей позы. Не думал, как бывало в такие утра, об устойчивых теплых течениях гигантского залива, не замечал даже возникшей справа белой полосы берега. Свежее дыхание простора вздувало выпущенную над шортами полотняную рубашку, овевало открытую шею, голые до локтей руки и колени, поросшие седыми жесткими волосами. Козырек выгоревшей фуражки{17} бросал коротенькую тень на его лоб. Кожа вокруг глаз и над бородой, хоть и покраснела от солнца и ветра, оставалась мягкой и эластичной.
Сколько раз он спешил возвратиться в Айдахо в это время года, хотя всегда и всюду чувствовал себя как дома. Но сейчас он возвращался не самолетом, как обычно, или через Атлантику, а через Мексиканский залив. Словно бы хотел подольше побыть один на один с ласковыми синими водами под необъятным тропическим небом и отдаться на волю течений, влекущих острова его воспоминаний.
Справа, чуть выступая над водой, тянулась окутанная молочно-белыми испарениями залива песчаная коса невероятно длинного кораллового рифа, похожего на обесцвеченную солнцем и брошенную в волны прядь волос. Но стоило Бэду взять чуть-чуть правее, и стали ясно видны жестяные крыши домов и узкая полоска между берегом и шоссе, по которому стремглав, словно обезумевшие от зноя насекомые, неслись автомобили. Время от времени со стороны крайней точки Ки-Уэста{18}
