Еще меньше их оказалось у полкового лекаря пана Попела. Его возок, единственный, к слову, из всего обоза отправившийся дальше, был погружен на самую широкую барку, или как его еще называли – струг. В нем находились присланные из Аптекарского приказа снадобья, а под ним само собой устроилось спальное место для эскулапа и его нежданного помощника.
Этот странноватый парень взял на себя большую часть хозяйственных забот, впрочем, Вацлав и не подумал ему препятствовать. Убедившись, что его спутник с привычной ловкостью и сноровкой управляется со всеми делами, молодой человек предпочел заняться своими, а именно самообразованием. Целые дни напролет, а иногда и ночи он проводил за чтением медицинского трактата, посвященного полевой хирургии, который он так удачно раздобыл в Мекленбурге.
Не жалея ни себя, ни времени, при надобности и немилосердно коптящих и потрескивающих сальных свечей, Вацек вгрызался в тяжелый, написанный на латыни текст. Голова пухла от терминов. А хотелось запомнить сразу и всё. Благо на память он никогда не жаловался, что и помогало прежде в учебе. Там, где другие часами корпели над фолиантами и зубрили наизусть, ему хватало пару раз прочесть, чтобы наутро без запинки отвечать самым строгим экзаменаторам.
Жаль только с медициной прием, отлично помогавший при освоении «артес формалес» и «артес реалес»[21], срабатывал не всегда. Ведь мало запомнить слова, надо еще разобраться, чтобы верно поставить диагноз, ведь иначе невозможно будет ответить на три проклятых вопроса: как, когда и чем лечить? Тут без практики и вдумчивого разбирательства делать нечего.
Самозваному доктору в очередной раз припомнился тот день прошлой осени, который и определил его дальнейшую стезю и судьбу.
Доктор наклонился над раной и, втянув длинным носом воздух, ясно ощутил сладковатый запах тления. «Гангрена. Шансов нет». Он оглянулся на молодую жену и с тоской посмотрел на ее бледное лицо. «Надо тянуть время. Что-то делать. И искать средства к спасению. А пока будем изображать кипучую деятельность».
– Мне нужен свет. И пусть все уйдут, – твердо и решительно, с давно усвоенной манерой приказывать и распоряжаться, произнес врач.
– Но-но, ишь раскомандовался, – буркнул угрюмо капрал Нильс.
– В таком случае я снимаю с себя всю ответственность, – со всей возможной твердостью заявил он, внутренне замерев в ожидании ответа.
– Вот что, ребята, – вмешался молчавший до сих пор Кирх. – Похоже, лепила говорит дело. Так что не станем ему мешать… что уши развесили, сукины дети? Ну-ка, марш отсюда, пока я вам ноги не повыдергивал!
