Так что ради Ивана Федоровича он бы не то что жизнь, саму душу не пожалел бы отдать… но не сестру! И не честь!
– И что теперь делать? – неожиданно для себя спросил он вслух.
– Не тревожься раньше времени, братец, – просто ответила ему оказавшаяся рядом Алена. – Что суждено, того не миновать!
– Как же мне не тревожиться, сестрица? – тяжело вздохнул тот. – Ведь только в Москве покажемся, как всякий встречный-поперечный пальцем тыкать станет! Вот, скажет, царская полюб…
– Не смей! – обожгла его яростным взглядом молодая женщина. – Ни ты и никто иной не посмеет сказать, что я родовую честь уронила!
– Да, я-то знаю, но люди что скажут?!
– На каждый роток не накинешь платок, – уже спокойно ответила ему сестра, и Никита в который раз удивился ее самообладанию. – Да и пусть их. В лицо не посмеют, а по углам пусть шипят, змеюки подколодные!
Дело происходило на последнем перед въездом в столицу яме. Нельзя сказать, чтобы Никита совсем уж успокоился, но внешне приободрился и велел холопам подать себе вместо дорожного платья новый кафтан, богато украшенный золотыми шнурами и шитьем, да пожалованную царем шапку.
– Коня какого седлать прикажешь? – правильно понял намерения хозяина начальствующий над слугами ключник Лукьян.
– До ворот поеду на чалом мерине, – распорядился Вельяминов, – а перед ними пересяду на Снежка.
– Все сделаем, – поклонился ключник и велел оседлать для боярина помимо неказистого дорожного конька белого как снег аргамака, происходившего от жеребца, захваченного в свое время у самого Радзивилла.
– Вот еще что, – остановил его Никита Иванович. – Сам с прочими холопами снарядитесь как следует. Чтобы в панцирях все, и с огненным боем, да при саблях. Внял ли?
– Чего ж тут непонятного, господин, все сладим, коли велишь. Но не прикажешь ли и тебе оружие подать?
– Нет, – отказался хозяин. – Мне и плети довольно.
Так что перед готовыми взбунтоваться москвичами Вельяминов оказался весьма представительно одетым, а за его спиной маячило полдюжины верховых слуг, снаряженных не хуже, чем царевы рейтары на войну.
– Стойте, православные! – крикнул он окружившим иноземцев посадским. – Почто разбой творите?
– А тебе какое дело?! – огрызнулся высокий и худой как жердь мужик в заплатанном зипуне.
– Плетей захотел? – миролюбиво осведомился не желавший доводить дело до драки Вельяминов.
– Не мешайся, господин, – более почтительным тоном отвечал не желающий уступать горожанин. – Это немцы, и мы их бить будем!
